Надо же было, в самые теплые дни, беззаботного школьного лета, катаясь на велосипеде по свалке, упасть на груду битых стекол, и… как птичка пролететь через нее, руками кроша куски стекол на мелкие кусочки!
Итак, обе руки в бинтах как в гипсе! Я беспомощен как новорожденный, и это выяснилось уже в больнице, как только медсестра наложила бинты и нас с мамой отпустили домой, - вдруг сразу захотелось в туалет, и так захотелось, что нельзя было терпеть.
Как теперь?! - Дверь туалета напротив, а без посторонней помощи мне там делать нечего!
- Мам, …в туалет хочу!
Сообразила и мать, что для этого нужно делать, и, главное, кому и где это придется делать.
- До дома потерпишь?
- Не знаю?! – не решительно сказал я, и - «Не дотерплю, это точно!» - со страхом подумал.
Такси собрало все светофоры по дороге к дому, лифт медленно заполз на двенадцатый этаж, и, казалось, еще раздумал: открывать дверь или нет. Тряся коленями, я ускорял ход времени, хронометрируя каждую секунду маленькими струйками мочи в штаны, и боялся дышать, чтобы не потекло оно без учета … по ногам потоком! Маменька сочувственно не сводила с меня глаз, и чем ближе мы были к дому, тем ярче на ее лице выступал румянец а глаза наполнялись влажным, пьяненьким блеском. Всю дорогу и, наверное, по много раз она прокручивала сюжет, в котором мы оба в туалете, … она растягивает мои джинсы, вытаскивает …, держит в руке, и ждет …, что в предвкушении невольно начала смаковать деталями. - Об этом говорило ее лицо, и это еще больше напрягало меня!
Я стыдился больше не того, что маменька будет делать, стыдился тому, с чем прикоснуться ее руки: этой весной, в душевой бассейна возгласом «Ну, и бананище!» одноклассники подняли меня на смех. Дома я разделся и в зеркале увидел уродца – стройное тонкое тельце, и…! Позо-рище! Действительно – банан!
Придя домой – сразу в туалет.. Тщетно было противиться маме, долго и неуклюже растяги-вающей мокрые джинсы, ее холодным пальцам, которые обхватили в трусах, - фу! противно даже представить, - в моче сопревший член. Я ничего не смог с собой поделать. – Захныкал без слез, и …начал писать ей на руку! – Не дотерпев каких-то мгновений, блин! …я описался!
Маменька прильнула ко мне грудью, мягким животиком к пояснице, и начала стягивать трусы. Ее судорожный выдох обжег мое ухо, и волной пустил по телу дрожь. Можно было уже и терпеть, но пробежавшая дрожь волю обратила в безволие, дрожь в озноб и сладостное, блажен-ное состояние полной свободы - расслабиться и пускать маменьки на руки и себе по ногам пол-ную струю!
Ничего! Ничего! – шептала она..
Она в пригоршне, как гроздь винограда, держала член, спящим котенком свернувшимся у нее на ладони, тесней прижалась грудью и животом, чтобы дотянуться взглядом до струй мочи, стекающих с ее пальцев на пол. Мы касались щеками друг друга, и наши щеки горели, и тем жарче, чем больше и упругие становился член в ее руке.
Нужда справлена. Какое-то время еще длилось сладостное заточение ее рук, но вот они ос-тавили в покое игрушку, - нехотя, вдоволь ею не наигравшись,- и игрушка сыграла – член стоял. Маменька, словно нечаянно, коснулась его напоследок и шепотом, боясь, что голос может со-рваться, скомандовала идти в ванную. Я со страхом взглянул на нее. Она ждала взгляда, и встре-тила его улыбкой.
- Мам, я не специально!
Отредактировано Omorashi boy (04-05-2020 13:48:50)
