На момент повествования герой находится в интернате со своим младшим братом.

Непонятное чувство разбудило семилетнего Шона ночью. Его трясло и колотило, словно при жаре, а сердце билось так часто и громко, что он будто слышал его сам.
Он не понимал, что не давало ему уснуть: то ли капли дождя, барабанившие по старой крыше, то ли страшные тени на стене.

За пять дней пребывания в интернате он и его брат изрядно устали и хотели вернуться обратно, даже несмотря на пьяные похождения матери.

- Я хочу домой! - шепотом протянул Шон, наклонившись к брату, спавшему на нижнем ярусе кровати.

В ответ последовало молчание, и мальчик обиженно отвернулся к стене.

Шон плакал и дрожал, как осиновый лист. Он понимал, что здесь ему никто не поможет, а дома - тем более. От этого ему становилось еще хуже, и дрожь прокатывалась по телу новой волной.

Волнение ударило в мочевой пузырь. Мальчик понял, что ему нужно срочно сходить в туалет. Но он, как и остальные дети, твердо знал, что ночью туда никого не пускают.

Шон поджал ноги к животу.  Его продолжало лихорадить, и он ничего не мог с этим сделать.

- Мы никому здесь не нужны... - тихо шептал он, глядя в потолок. - А если мама нас не заберет? Мы тут навсегда останемся...

Мальчик обнял подушку и снова заплакал. Дрожь в его теле только усиливалась от недомогания и волнения. Он боялся получить наказание за то, что не дотерпит до утра.

Шон оттянул резинку клетчатых пижамных штанов и погладил вздувшийся внизу живот.

"Все будет хорошо, я дотерплю и пописаю утром, и никто ничего не узнает!" - думал он, пытаясь себя успокоить.

Шон глубоко вдохнул и выдохнул, и ему даже показалось, что терпеть стало легче, но живот снова неприятно заныл.

Чтобы как-то помочь себе пережить остаток бессонной ночи, Шон решил сесть. Он оглядел всю комнату целиком: облупленная голубая краска на стенах, широкий подоконник, а на нем - огромные горшки с непонятными цветами, железные кровати с застиранным и местами порванным бельем...

В глазах Шона вдруг появились волны. Вся комната поплыла перед ними так, будто началось землетрясение. Шон держался из последних сил. Кружилась голова, дрожали руки и ноги.

Мальчик больше не мог сидеть в таком положении и обессилено рухнул на подушку.

Он пытался вытерпеть, собирая простынь пятками, срываясь на крик, который он прерывал, затыкая рот краем одеяла.

Но природа взяла свое, и по штанине фланелевых пижамных штанов потекла тонкая горячая струйка. А за ней - еще одна...

Не прошло и минуты, как Шон промок насквозь.  По его телу разлилась приятная истома, которая чувствовалась вплоть до кончиков пальцев.

Описался. Стыдно. Накажут. Шон понимал это, но уже не плакал. Больше ничего не заставляло его мучиться и истязаться.