Страшна была не шальная пуля, а досмотр на повстанческом КПП. Если опытные псы учуют человека в фургоне за стеллажами для хлеба, Саиду конец. Али Джадид за несколько дней до побега вымочил в бензине и высушил футболку и штаны для Саида, а сегодня обтёр бензином его тело целиком. Это должно было сбить псов с толку.
Теперь обтёртая кожа зудела. К тому же ко всем бедам Саида добавилась требовательная тяжесть в мочевом пузыре. ОЧЕНЬ требовательная. Повстанцы атаковали район неожиданно, бежать из города пришлось стремительно, рано утром, и Саид не успел облегчиться в туалете. А из-за жары, проснувшись перед рассветом, он выцедил двухлитровую бутыль воды.
Впрочем, по сравнению с остальными сложностями это казалось ерундой.
В жёстком фургоне, подпрыгивающем на дорожных выбоинах после бомбёжек, было душно, сумрачно и тесно — Саид сидел на квадратном метре пространства, подобрав ноги. Если бы не пара крошечных отверстий в кузове, которые проделал Али, он бы задохнулся от жары.
В эти щёлки Саид видел вооружённые толпы мужчин на руинах — город кишел повстанцами. Фургон Али Джадида оказался единственной возможностью спастись. Работа на правительство теперь приговор, а Саид целых полгода был помощником судьи, пособничал властям с казнями боевиков. Повстанцы ищут его, и едва он появится на глаза — тут же схватят. Да, Али Джадид крыса и перебежчик, но он был должен Саиду и возвращал долг — жизнь за жизнь.
До КПП добираться было чуть более часа. Путь и так был полон тревожного напряжения, но из-за острой потребности справить нужду стал томительным испытанием для Саида. Два литра воды резко запросились на выход, и ему вдруг так приспичило помочиться, что хоть на стену лезь. Фургон трясло на колдобинах, и распёртый от мочи пузырь не знал ни секунды покоя.
Саид подпёр спиной стену и раздвинул колени, чтобы меньше давить на пах. Моча, казалось, заполнила там каждый сантиметр пространства и чувствительно толкала в единственное место, откуда могла вырваться. При особенно сильных шатаниях фургона толки мочи становились жгуче болезненными, словно в живот впивался кинжал, разрезая пополам и член, и все кишки. Саид и не знал, что долго удерживать в себе ссаки так больно! Он молча терпел, стискивая кулаки — что ещё оставалось?
Через сорок три минуты пытки — да, он нетерпеливо сверялся с наручными часами каждые полминуты! — нужда в ссанье стала запредельной. Саид несколько раз порывался постучать в перегородку между фургоном и кабиной водителя, чтобы Али остановил машину. Вдруг повезёт — и повстанцев не будет рядом. Али отодвинет хлебные стеллажи, Саид выберется наружу, рывком стащит штаны и, поднатужившись, с большим напором очень быстро выдавит из себя мочу, с наслаждением оправляясь на колесо фургона. О, какое же будет облегчение! Ему минуты хватит. Да, рискованно, но у него нет больше сил выносить нечеловеческие страдания!
Надо было что-то срочно делать! Ещё немного — и от лютой потребности ссать он потеряет голову и начнёт опорожняться прямо на пол фургона. Тогда ему точно конец: псы на КПП обязательно учуют вонь человеческой мочи… Ох, какой же соблазнительной была запретная мысль о мочеиспускании прямо сейчас, прямо тут, как же хочется, о всевышний, хоть бы немножко выссать…
Он пережал рукой член через штаны: уже не надеялся устоять с помощью одних запирающих мышц перед искушением выссаться прямо под себя и избавиться от рези в пузыре.
В отчаянной надежде Саид выглядывал в щёлку в фургоне: и каждый раз ему виднелись проклятые повстанцы в камуфляже. Останавливаться было нельзя. Всё-таки жить ему хотелось сильнее, чем мочиться.
Саид пыхтел в тесноте и лихорадочно считал, сколько ему ещё мучиться от жестокой потребности ссать: до КПП оставалось пять минут пути, ещё где-то пять на досмотр и десять — пока Али отъедет от города, чтобы Саид мог безопасно выйти из фургона. Двадцать минут страданий! Вытерпит ли он столько? Ну ладно, десять минут, можно начать справлять острейшую надобность прямо на пол, как только Али выедет с КПП. Когда переполненный мочевой пузырь вот-вот лопнет, уже не до самоуважения.
Девять минут… восемь… о, господи, как же сильно ему надо поссать… как же давит моча…
Когда через щель показались знакомые здания — фургон подъезжал к КПП — Саид, изнемогающий от мытарства мочой, даже улыбнулся. Он вытерпел! Сейчас он пройдёт досмотр и наконец-то отпустит свой член, и весь скопившися внутри огромный объём мочи хлынет на пол фургона… да и пусть, только бы скорее поссать, невмоготу больше…
И тут он с ужасом услышал знакомый гул. Авиация! Земля завибрировала от близких оглушающих взрывов артобстрела. Союзники снова бомбили город, выдавливая повстанцев.
Саид сжался в фургоне, одной рукой закрыв голову, другой сдавливая член через штаны. Один раз бахнуло совсем рядом, даже фургон шатнуло. От страха Саид на секунду утратил самоконтроль, и в трусах погорячело. Он вдавил обе ладони между ног: стоп-стоп-стоп! Только не это! Он обязан терпеть, позволить себе роскошь ссанья — это смерть!
Али стукнул в перегородку между кабиной водителя и фургоном:
— Эй, пассажир. Русские улетели, но тут… моста больше нет. В объезд едем?
— Езжай, шайтан тебя забери! — вскричал Саид в отчаянии. — Ах-х-х-х!
Он скорчился от особенно мощного позыва. В городе он до вечера не доживёт!
“Я сейчас не стерплю и обмочусь, Али, быстрее, заклинаю тебя”...
Фургон снова зашатало на кочках, посылая волны боли по вздутому мочой животу. Пузырь агонизировал, требуя освобождения, колючие спазмы терзали его каждую секунду. Изнывая от тягостной потребности, Саид осторожно встал на четвереньки в тесноте фургона, не отпуская руку от члена. В такой позе зад не бился о пол при движении и позывы к ссанью вроде были менее режущими.
Он кусал губы и кривился от страданий. Казалось, что моча заполнила всё тело от груди до самого дна и яростно распирает кишки. Для воздуха не было места: при вдохе ссать хотелось ещё сильнее, поэтому Саид дышал мелко и часто, обливаясь потом от усилий. Его трясло от напряжения мышц, всё его сознание сконцентрировалось на том, чтобы держать закрытым мочевой сфинктер. Чтобы не позволить себе такого вожделенного опорожнения.
Сердце колотилось как швейная машина, Саид задыхался в фургоне. От колоссальной обжигающей нужды он едва не терял сознание. В глазах искрило, организм был на грани — терпеть такое мучение выше человеческих сил! Саид чувствовал пальцами сырость в обоссанном паху, и ледяные мурашки ужаса крались по спине: неужели его член потихоньку начал пропускать мочу — или это следы той упущенной при бомбёжке струйки, или его волосатый пах просто бешено потеет, как всё тело?
Еле плетущийся по ухабам фургон внезапно остановился, хлопнула дверца.
— Я сейчас, — услышал Саид голос водителя.
— Али? Ты куда?
Саид услышал хруст шагов по бетонной крошке совсем рядом, за металлической стенкой фургона. Затем шуршание одежды. И потом шипение — невыносимо искусительный, шипящий звук мочи, бьющей в песок с такой скоростью, что она не успевала впитываться и образовала булькающую лужицу.
— Прижало, брат, — тихо сказал без стеснения ссущий за стенкой Али. — Нервы, сам понимаешь.
Прижало у него? Изнемогающий Саид, который хотел ссать так сильно, как никогда в жизни, закусил кулак и затрясся от беззвучных сухих рыданий. Он чётко представлял эту пузырящуюся лужицу мочи, нассатую другом у фургона. Он отдал бы все свои накопленные пятьсот четырнадцать долларов… боже, да сейчас, в пылу страданий, он бы дал руку свою на отсечение за одну только возможность вот так же беззастенчиво излить водопадом свою мочу на землю — и больше наконец-то не терпеть!
От непрерывных спазмов Саид извивался бёдрами, стоя на коленях, словно пытался увернуться от боли. Но от неё было не уйти. Он подумал, что все пытки, придуманные человечеством, все эти надевания на кол и выворот кишок — всё это детские забавы по сравнению с пыткой удержания мочи. Зверски болезненное распирание мочевого пузыря от давления в сочетании со сладостным искушением облегчиться — вот король человеческих пыток. Ведь терпящий эту муку человек по какой-то причине САМ причиняет её себе. Корчится от желания ссать, но не писает по собственной воле! Сам шайтан придумал, что человек так жестоко платит за задержку мочеиспускания!
Облегчившийся Али уселся в фургон и двинул дальше.
— Минут десять — и приедем, — услышал Саид.
О, всевышний! Десять минут тряски и ещё пять на досмотр! Он заскулил, пав духом: ещё пятнадцать ужасных минут ему придётся провести в аду, иначе псы учуют его мочу на полу! Но он не вытерпит!
Напряжение гудит в голове, руки-ноги слабеют. Кажется, сейчас тело вырубит сознание упрямого хозяина, который так долго запрещает себе помочиться несмотря на безумный дискомфорт. Звон в ушах был Саиду знаком — он чувствовал его однажды перед тем, как упасть в обморок от голода у мечети. До обморока недолго.
Если он упадёт в обморок, то погибнет! Без контроля содержимое мочевого пузыря зальёт весь фургон. Нужно срочно уменьшить давление мочи, пока не случилось непоправимое!
Саид неловко, одной рукой стянул с себя воняющую бензином футболку и смял её в комок. Луч света из крошечной щёлки в фургоне упал на голый живот, и Саид ужаснулся. Ниже пупка вздымался край раздутого мочевого пузыря и выдавался сантиметров на пять вперёд! Сколько же внутри него мочи? Неудивительно, что нужда в опорожнении настолько мощная, что лишает разума.
Он встал на колени, оттянул резинку штанов и трусов и резким движением вытащил наружу член, направив его конец в середину комка из футболки. Первая короткая струя мочи продавила заслон из судорожно сжатых мышц и впиталась во влажную от пота ткань. Живот пронзил болезненно-сладостный спазм — после всепоглощающей муки терпения Саид наконец-то хоть немного — но ссал!
По проложенной дороге вторая струя выхлестнулась из члена длинным неостановимым потоком секунд на пять. Опорожняться было до искр в глазах больно и одновременно оргазмически приятно. Но Саид не мог позволить себе расслабляться. Он сунул руку в мокрое, пережав член, заёрзал и тихо завыл от безумного желания ссать дальше. Начав мочиться, он словно открыл крепко запертую дверь, и теперь запереть её снова стоило неимоверных усилий. Саид уже укорял себя за эту слабость: лучше бы он терпел, после выпущенных струй ссать хотелось ещё сильнее.
Мочевой пузырь содрогался в спазмах; футболка была промокшей. Запирательные мышцы Саида, у которых не было ни секунды отдыха, устали от усилий, не слушались, и он не мог больше сдерживаться. Он решил, что вроде бы на ощупь футболка может впитать ещё немного, если осторожно выпускать понемножку, выбрызгивать мелкие порции мочи, чтобы вовремя остановиться. Он понимал, что это опасная затея, и можно легко потерять контроль, но лютая нужда затмила собой всё. Адски хотелось выссать хоть немного мочи – любой ценой!
Сосредоточившись на сфинктере, он расслабил нажим, и тут же почуял, как обильная струя проходит по члену. Стоп.. стоп… нет!.. Да-а-а-а!
Живот прошило удовольствием; моча вырвалась с бешеным напором, ударилась в середину комка футболки. Он зажал тканью член, и невыносимых пять секунд, задыхаясь, боролся со сфинктером, заставляя себя прекратить такое желанное ссаньё.
Рукой проверил футболку: мокрая почти вся — если помочиться на неё ещё, начнёт капать. Больше ссать было нельзя, но мечтающий об облегчении Саид уже не мог заставить тело терпеть. Судорожно извиваясь в своём тесном закутке, он торопливо стащил с себя штаны и трусы, тоже скомкал их в воняющий бензином комок и подсунул под дрожащий от нужды член. Тот неудержимо ронял мочу, жидкость прорывалась через отчаянный заслон. Дрожа всем телом от усилий, Саид не мог остановить извержение брызгов мочи, мог только замедлить катастрофу, не дать штанам пропитаться слишком быстро.
Еле плетущийся фургон остановился. КПП? Волна ужаса помогла Саиду даже на какое-то время перестать протекать. Спрячет ли запах бензина, которым пропитаны его вещи, вонь мочи? Как же нелепо погибнуть голым, потным от долгой мучительной пытки и обссыкающимся!
Когда повстанцы со скрипом открыли дверцу фургона, Саид, скрытый за хлебными стеллажами, перестал даже дышать. Стоял на коленях, кривил лицо в беззвучном крике от боли в пузыре и дрожал всем телом, чтобы из последних сил держать закрытым сфинктер и не начать неудержимо ссать. Ведь его моча потечёт из-под стеллажей прямо на глазах у патруля!
Его руки вжимали в пах скомканные, наполовину обоссанные штаны, которые впитывали прорывающиеся сквозь заслон капли. Сквозь гудящую от напряжения кровь в голове он слышал говор патруля, частое дыхание псов и скрежет их когтей по асфальту.
— Проезжайте.
Дверь фургона захлопнулась, Али ещё что-то говорил патрульному. Ещё через полвечности машина качнулась — Али сел за руль. Взревел движок. Покачиваясь на “лежачих полицейских”, фургон двинул прочь из захваченного города.
Саид сел голым задом на колючий пол в полумраке и убрал скомканные штаны от паха. Густая струя мочи ссыкнула из уретры, горячо ударив Саиду в волосатый живот, он охнул от удовольствия. Напор мочи стремительно набрал силу: пузырь сокращался в долгожданном опорожнении, с пронзающе-сладкой болью выдавливая из себя всё накопленное. В глазах потемнело; Саид дышал рывками, растекаясь от наслаждения по обоссанному полу. Упоительное облегчение отзывалось сладким покалыванием в каждой перенапряжённой от терпения клетке тела, даже на кончиках пальцев ног. Если бы сейчас началась бомбёжка, налёт повстанцев, землетрясение — что угодно, он всё равно не перестал бы ссать, замирая от неги, пока не выссал бы всё до последней капли, только потом бы смог испугаться.
Да, было бы здорово, если бы у Али нашлись запасные штаны… Из города им удалось вырваться, но вряд ли ему захочется рассказывать подробности побега будущим внукам — о том, как их дед-ссыкун чуть не погиб от того, что не мог удержать в себе мочу.
