Восемнадцать долларов в час!!! Без опыта! Без диплома!

Дэшэн поверить не мог. В деревне он зарабатывал три тысячи долларов В ГОД, работая в поле от зари до зари. Перебираясь в город, он рассчитывал, что соберёт деньги на женитьбу за шесть лет. Но если его возьмут в “Банеду-Корпорейшен”... они с прекрасной Сюин поженятся… он взволнованно подсчитал… уже через два года! 

— Я согласен! — воскликнул Дэшэн менеджеру, сидящему на низком диване напротив. Тот выглядел каким-то напряжённым, сидел ровно, как жердь, широко раздвинув ноги; по лицу ходили желваки от стиснутых челюстей.

— Договорились. — Менеджер, нахмурившись, погладил своё выпертое над брюками пузо — может, его пучило? — Компания щедро платит сотрудникам, но в ответ ожидает от них полной самоотдачи. Наша корпоративная культура требует, чтобы каждую минуту рабочего времени сотрудники посвящали только работе. Никаких соцсетей,  курения и прочего отвлечения.

— Да, конечно, конечно, — кивал Дэшэн.

Скорей бы приступить к работе! Он уже к вечеру положит в карман двести долларов — целое состояние!

Молодой сотрудник в зелёной униформе по железной лестнице проводил Дэшэна вниз, в рабочий цех. Лицо провожатого раскраснелось, а жилистые кулаки то и дело сжимались на ходу — при этом парень останавливался на секунду и слегка сгибался, словно у бедняги прихватывало живот.

Длинное светлое помещение с высоким потолком было заполнено столами. На каждом лежал высокий ворох пёстрых махровых полотенец. Не меньше сотни мужчин сидели на высоких табуретах и чёткими заученными движениями складывали полотенца вчетверо, лепили этикетку и укладывали в короба. Быстро, словно роботы.

За эту простую работу восемнадцать долларов, восхитился Дэшэн. Только бы закрепиться здесь, только бы понравиться начальству!

— Это Чхимин, — провожатый представил Дэшэна тощему мужчине лет пятидесяти. — Он всё вам расскажет.

Улыбчивый Чхимин из-за мелких частых морщин напомнил Дэшэну отца. Он объяснил, как складывать полотенца и клеить этикетку. С этим даже обезьяна справилась бы.

— Работаем с семи утра до семи вечера с одним перерывом на туалет, — объяснял Чхимин, пока его руки споро летали над соседним столом. — Перерыв около полудня — по графику, чтоб не толпились. Наш ряд идёт по одному в туалет с 12:40. Новичкам на первой неделе поблажку дают, можешь ещё раз за день сходить в туалет, если очень прижмёт. Но лучше терпи, привыкай. В 13:00 у всех тридцать минут на обед, и туалет будет закрыт. Раньше открывали, так все стояли там и не успевали поесть… Ага, вон сборщик идёт, одиннадцать утра уже.

Чхимин открыл шкафчик под своим рабочим столом и вытащил две обычные бутылки “колы” по 0,3 литра, одну бросил Дэшэну:

— Или “фанту” любишь? Ещё есть минералка, зелёный чай, лимонад какой хочешь… Но пей скорее. Когда сборщик подойдёт, ты должен бросить ему в бак пустую бутылку. Не задерживай, не то начальство рассердишь. — Чхимин взглядом указал наверх, где над каждым рабочим столом Дэшэн заметил глазок видеокамеры.

Он поймал бутылку и послушно выглотал её в два подхода — надо так надо. Через какое-то время по ряду прошёл тот самый сборщик, катя перед собой тележку на колёсиках. В тележке был, видимо, мусорный бак. Все до единого работники бросали туда пустые бутылки и возвращались к полотенцам.

Дэшэн занялся работой, стараясь изо всех сил. К полудню у него стало получаться почти так же быстро, как у Чхимина. Работа действительно была простейшей. Удивительное везение! Надо написать друзьям из деревни, что в Гуанчжоу есть такие щедрые компании.

После выпитой бутылки “колы” ему уже хотелось помочиться, но терпимо. Утром он выпил чашку чая, и теперь чай с “колой” заняли бОльшую часть мочевого пузыря. До перерыва в 12:40 он дотерпел бы, хоть и с дискомфортом. Не хватало ещё прослыть лентяем, который отлынивает от работы и бегает туда-сюда под предлогом опорожнения от мочи. 

Когда большие часы в конце зала показали полдень, Чхимин снова полез в тумбочку.

— Нет, спасибо. — Дэшэн попытался отказаться от лимонада, но Чхимин сунул бутылку ему в руку.

— Пей! Тут так принято. Каждое утро нам выдают бутылки и раз в час мы должны выпивать по одной.

— Каждый час? — удивился Дэшэн. — Но зачем? Я не хочу пить!

— Так положено, — вздохнул Чхимин и залил в себя лимонад, глотая явно через силу. — Видишь ли, сынок, начальство хочет, чтобы мы показали свою верность компании. Они платят впятеро выше рынка и требуют, чтобы мы тоже… шли на какие-то жертвы.

Чхимин, морщась, коснулся своего живота, который заметно выпирал под майкой на тощем теле.

Дэшэн задумался: если до полудня каждый в этом зале выпивает пять бутылок газировки — полтора литра… а отпускают на перерыв только после полудня…

О, боги — догадался он — да ведь живот старика заполнен мочой! 

— Пей, — упорствовал Чхимин, в глазах его плескалось мучение и смиренная тоска.

Двести долларов, подумал Дэшэн и пригубил лимонад.

— А после обеда? — спросил он, вытирая ладонью рот. — Тоже каждый час пить?

— Да, ещё шесть бутылок каждый час до шести вечера… Ничего, ты свыкнешься. Новичкам поначалу тяжко, но потом, как притерпишься, легче переносится. Главное первый месяц выдержать, когда тело привыкает. Месяц продержишься, значит, будешь и дальше работать.

Сборщик прошёл по ряду, Дэшэн выбросил пустую бутыль.

— Не понимаю… — сказал он. — Почему, чтобы доказать верность, мы должны пить и не мочиться?

Чхимин взглянул на него с той же беспросветной грустью:

— Не наше то дело, сынок. Они хозяева, их и порядки.

Бесконечно перебирая махру, Дэшэн узнал от пожилого коллеги, что основатель корпорации господин Банеду был молод, его ровесник. Компанию подарил ему отец-олигарх, и прибыль от неё не имела для богача никакого значения. Он выделил бы на игрушку сына любые деньги. И сын использовал подарок отца, чтобы потешить себя. В первую очередь завёл туалетные правила.

Пить и терпеть должны были все — от генерального директора до секретарши. Видеокамеры строго следили за своевременным питьём каждого сотрудника. Любое жульничество каралось обвинением в том, что виновный не желает следовать корпоративной культуре.

Уволили всех, кто пытался сливать лимонад на пол вместо выпивания, тайком мочиться в бутыль под столом, использовать подгузник, надевать под форменные штаны одежду, которая впитывала упущенные струи и не давала образоваться пятнам... Ходили слухи, что в менеджерском отделе дозволялось вставлять в уретру пробку. Это чтобы не держать мочу усилием мышц, а просто заткнуть ей выход, пока не придёт время опорожнения. Но правда ли это, старик Чхимин не знал.

Дикость какая-то, думал Дэшэн. У господина Банеду что-то не то с головой. Но двести долларов в день… Милая Сюин может и не дождаться, пока он шесть лет будет зарабатывать на свадьбу в другой компании, где платят меньше. С невестами в их стране тяжело, девушек мало. Никакие родители не отдадут дочь за мужчину без гроша в кармане. Чтобы заполучить себе невесту, да ещё прекрасную, как луна, жених должен прыгнуть выше головы. Если для этого надо перебирать полотенца и удерживаться от мочеиспускания — это не худший вариант. 

Дэшэн буквально ощущал, как выпитый лимонад стекает напрямую в его мочевой пузырь. Там неприятно покалывало, посылая мурашки по ягодицам. Он огляделся: все работники проявляли беспокойство. Один ёрзал на табурете, второй сдвигал-раздвигал колени, третий мелко подпрыгивал на своём сиденье. Самый дальний ряд уже пошёл на перерыв: мужчины с хмурыми лицами по очереди суетливо пробегали меж столов, чуть согнувшись — наверно, чтоб донести мочу и не выплескать по дороге. Похоже, ко времени перерыва ссать тут все хотели неимоверно.   

Дэшэн смирился со своей долей и покорно дотерпел до перерыва в 12:40. Мочиться хотелось остро, но он чувствовал, что ещё долго мог бы контролировать себя. Однако выссаться в блестящий чистотой старомодный писсуар, где отверстие для слива сделали почти у пола, было великолепно.

С огромным облегчением возвращаясь на место, он заметил, что в той части зала, где мужчины уже посетили туалет, все оживились, велись разговоры, даже полотенца замелькали быстрее. Те же, кто ещё терпел, пыхтели в гнетущей тишине — ни переглядываний, ни жалоб. Каждый безропотно принимал мучение.

Чхимин должен был идти мочиться после Дэшэна, но старик оставался на месте. Без стеснения держась за пах, побежал в туалет мужчина, что сидел за следующим столом.

— Вы пропустили его вперёд? — удивился Дэшэн.

Старик пожал плечами:

— Всё в порядке, сынок. Видишь ли, мне очень нужны деньги. А если я не буду использовать туалетные перерывы в течение недели, мне выпишут щедрую премию за полный самоотдачи труд.

— Но где тогда мочиться? — опешил Дэшэн.

Чхимин улыбнулся с покорной мудростью пожившего, морщины собрались складками у его глаз. 

Нигде, с ужасом понял Дэшэн! Он терпит пытку мочой целый день до вечера!

Теперь он заметил — не только Чхимин добровольно отказался получить облегчение. В соседнем ряду мужчина лет сорока тоже не принимал участие в болтовне тех, кто справил нужду — сидел хмуро и напряжённо. Чуть дальше совсем молодой парень продолжал сдвигать и раздвигать колени — ещё один добровольный страдалец с переполненным мочевым…

— Как вы терпите? — ужаснулся он. — По двенадцать часов! Это же такое истязание!

Чхимин вздохнул:

— Да, это очень трудно. К концу дня я частенько дохожу до отчаяния и готов уволиться. Но моей любимой жене нужно дорогое лечение. Она умрёт, если я не буду терпеть.
Дэшэн заткнулся. Просто заткнулся.

В конце концов, каждый сам решает, на что готов ради денег и ради близких. Но сидя рядом с кротко терпящим Чхимином, он ощущал острый стыд за свой пустой мочевой пузырь.

На обед все потянулись в светлую столовую с дорогими деревянными столами, мозаичными витражами и расписной посудой. Дэшэну сообщили, что кормёжка за счёт компании — еда на выбор. Привычных жидких блюд и напитков здесь не подавали — никто бы не выбрал то, что превратится в мочу уже через час и усугубит тягостное испытание. Сотрудники ставили на подносы сухой рис со специями, брали маленькие кусочки мяса или рыбы. И всё. Единицы позарились на соусы или салаты из овощей.

— Не стоит. — Чхимин остановил Дэшэна, когда тот положил на поднос грушу.

Послушав старика, он вернул фрукт обратно. В туалет ему теперь можно будет только через шесть часов, после окончания рабочего дня. Ни к чему делать себе хуже. Фруктов он поест вечером после работы.

Большинство сотрудников за обедом были бодры и веселы — в этот недолгий период малая нужда их не беспокоила. Все галдели о детях, жёнах, ценах на жильё. Мечтали об устроенном будущем: об учёбе сына, о поездке на отдых семьёй, о новой квартире с комнатами для стариков-родителей.

Заработок в “Банеду-корпорейшен” делал этих мужчин настоящими богачами. Дэшэн впервые ел за одним столом с теми, у кого дома были компьютеры, стиральные машины, автомобили, кто летал на самолёте… У этих мужчин были живые горячие жёны, с которыми они могли совокупляться каждый день, когда захочется!

У Дэшэна горели глаза — его уже взяли сюда, он тоже на всё это заработает! Надо всего лишь перебирать полотенца и стараться не замечать резь внизу живота.

***

Серьёзные проблемы начались в шестом часу вечера, когда в животе Дэшэна плескались пять выпитых бутылок газировки — полтора литра жидкости. Давление заколотилось в висках, перед глазами поплыло. Не находя выхода естественным путём, выпитая жидкость изливалась потом, потёки щекотали спину под майкой. В мочевом резало так, словно живот пилили тупой пилой. Вверх-вниз, вверх-вниз! О, боги! Как они все терпят так спокойно? Как?!

Дэшэн изнемогал от необходимости держать мышцы сфинктера в напряжении. Он не мог расслабиться ни на секунду, а бесконечные режущие спазмы сгибали его пополам. При этом ему ещё надо было работать, постоянно размахивать руками, отчего многострадальный живот колыхался, и желание ссать доходило до галактических масштабов.

— Крепись, сынок, — подбадривал его Чхимин. — Твой мочевой пузырь способен на большее, чем тебе кажется. Сосредоточься на работе, это отвлекает от тяжести внизу. К вечеру всегда сильнее надобность, чем утром. А ты молодец, терпеливый. Большинство новичков после третьей бутылки бегут в туалет и увольняются. Гордые слишком. А ты уже пять выпил и держишься.

Если ради Сюин надо было забыть о гордости, Дэшэн был согласен. Сумасшедшее желание ссать сделало его словно пьяным. В ушах звенело, было жарко, как в бане, а временами по хребту проходил волнами ледяной озноб. Дэшэн представлял загорелые в поле руки Сюин, её ярко-алый, вспухший от его поцелуев рот, её вздёрнутые в уголках глаза… Её маленькие груди, что просматривались в каплевидном вырезе ципао — он никогда не видел их и только мечтал вжаться в них лицом…

В разрывающийся от мочи живот влип его член, налитый жарким желанием и ссать, и иметь любимую, вбиваться в мягкое, чтобы выбить из себя эту сумасшедшую режущую боль, чтобы распылиться на части — мочой и удовольствием...         

— О-о-ох… — шальной от острых мучений Дэшэн боялся даже ёрзать слишком активно — как бы не лопнуть. — Проклятье, я больше не могу, Чхимин! Мне ужасно надо!
Чхимин наклонился в его сторону.

— Сынок, послушай. Если ты не готов ежедневно проявлять сдержанность в деле опорожнения, прямо сейчас иди облегчись и увольняйся. Но если хочешь остаться… Я вижу, как тяжело тебе сейчас. Новички очень страдают без туалета. Но если ты потерпишь так несколько недель, натренируешь мочевой пузырь, вскоре большие количества мочи перестанут доставлять сильные мучения. В этом есть даже некоторое удовольствие. Главное — перетерпеть первые дни, самые трудные. Всё в твоей голове, сынок. Всё зависит от твоего настроя.

Головокружение мешало Дэшэну соображать.

— Я взорвусь, если не… Меня пустят в туалет, если сейчас пойду?

Кроме испарины на лбу и вечно страдальческого лица старик с безразмерным мочевым пузырём никак не выдавал своей чудовищной потребности ссать.

— Пустят, но не советую там показываться, — сказал он поучительно. —  Ты продемонстрируешь свою неготовность подчиняться распорядку. Если твоя нужда станет критической, лучше облегчись в штаны. Тебе выпишут штраф 200 долларов за неподобающий вид и вечером накажут уборкой. Зато начальство поймёт, что ради компании ты готов даже на позор…

200 долларов! Дэшэн подсчитал в уме: если он каждый день будет спускать напряжение мочи в штаны — получается, он будет работать даром, а то и останется должен компании. Это не дело.

И обссыкаться при всех, как какой-то пьяница… Какой стыд!

Надо обязательно научиться терпеть. Ведь все терпят, справляются. Он оглянулся на сосредоточенных сотрудников среди гор полотенец и коробок. Их руки заученно мелькали, шуршала бумага этикеток. Наверняка у всех так же резало от напряжения в животе, и моча подступала к уретре. Но они молча и покорно терпели, и только изредка тень страдания ложилась на лица, видимо, когда особенно острый позыв буквально распарывал мочевой пузырь.

— Шесть часов… — Чхимин с сожалеющим видом протянул Дэшэну бутылку лимонада. — Последняя, сынок. Я верю, ты вытерпишь.

Дэшэн смотрел на лимонад, как на нож, которым его хотели убить.

— Нет… Чхимин… Мне ни за что не дотерпеть… И я работать не смогу!

— Дневную норму коробок ты уже сделал. В последний час всем нелегко, от нас многого не требуют. Пей, сынок. Ещё час — и пописаешь. Потерпи.

Двести долларов… Стоили они таких мучений?

Сюин стоила. Его счастливая жизнь, а не прозябание в нищете — определённо стоили.

Давясь и чуть не рыдая, Дэшэн втоптал в себя ещё банку газировки. Звон в голове усилился — а вдруг это инсульт? Из болтовни сотрудников за спиной он слышал, что к цехам “Банеду-корпорейшен” ближе к окончанию рабочего дня регулярно вызывают “скорую”: персонал получал обмороки и сердечные приступы. Хозяина пытались даже привлечь за несоответствующие условия труда, но дело замяли, не найдя нарушений. Работники, мол, сами виноваты, что не пользовались законными перерывами на туалет.

После выпитой бутылки живот каждого сотрудника распирал один литр восемьсот миллилитров газировки. А бедный Чхимин и те самоистязатели, кто не проссался в полдень, держали в себе нереальные одиннадцать банок по триста миллилитров! Больше трёх литров!

Дэшэн боялся даже представить этот объём внутри человека! А жилистый тощий старик-колдун с плотно обтянутым футболкой животом, как на последних месяцах беременности, продолжал складывать полотенца! А ведь утром эта футболка болталась на нём! Лишь дрожащие от напряжения, притиснутые к бокам табурета бёдра и сжатые в куриную гузку губы выдавали его колоссальное напряжение.

Работа в цеху застопорилась. Сотрудники отчаянно потели и вертелись на табуретах, охали, тёрли ладонями бёдра, массировали почки. Острейшая, безумная, ощутимая каждой клеткой тела нужда в ссанье висела над цехом. Умолкли разговоры, не слышно было шороха этикеток — работать продолжали единицы самых стойких, включая Чхимина. Все остальные напрягали все свои возможности, выжимали последние резервы из измученных тел, чтобы выстоять, вытерпеть этот последний, самый мучительный час рабочего дня. Чтобы несмотря на отчаянные корчи и боль, ни в коем случае не позволить себе ссать.

И именно теперь, когда нужда в ссанье у каждого сотрудника достигла пика, на балкончик над цехом впервые за день вышел сам господин Банеду. Дэшэн видел его на фото — блестящее лицо с идеальной кожей, безупречная причёска волос к волосу, раздобревшее тело в строгом костюме. За спиной господина Банеду уважительно склонили головы двое подручных — оба явно мечтали справить надобность в туалете, виляли задом, мелко приседали на месте, стиснув ноги.

Через прутья открытого балкончика Дэшэн видел, что третий подручный, дрожа всем телом от той же, терзающей всех муки, встал на колени перед господином Банеду и, застыв в поклоне, поднял вверх руки с белым полотенцем — руки тоже тряслись.

— Терпи, сынок, — шепнул Дэшэну Чхимин, который явно боялся начальства. — Изо всех сил. Не вздумай бежать в туалет или обмочиться — уволят сразу.

Дэшэн в горячей агонии впился пальцами в стол до хруста. Низ живота будто тыкали охапкой ножей разом — глубоко, до лопаток. Казалось, если коснуться, натянутый как барабан мочевой пузырь пойдёт трещинами от давления изнутри. Дэшэн сопел, как лось, шипел, боялся даже слюну проглотить, лишь бы не добавлять ещё влаги к уже проглоченному.

Мозг в панике бился в голове, заставляя немедленно, срочно, СЕЙЧАС ЖЕ нестись со всех ног к писсуару! В голове прокручивалось до бесконечности самое соблазнительное на свете кино: вот он торопливо несётся, хватаясь за мошонку, тридцать шагов вдоль цеха, поворот, дверь туалета, сияющий белизной писсуар манит его шорохом смываемой воды, он достаёт член и… о, боги, он умрёт, если не поссыт сию же секунду!

Но с трепетом глядя на холёного начальника на балконе, Дэшэн приказал себе сидеть и терпеть. Он получит Сюин, получит свой дом, автомобиль, стиральную машину, компьютер, у него будут дети… Любой ценой. Мысленно он приковал себя к табурету цепями толщиной с руку, зашил уретру десятью строчками на швейной машине — он не будет ссать, это строжайшее табу, как бы дьявольски ни хотелось!

Господин Банеду единственный во всём зале не маялся отчаянной мыслью, как бы скорее выссать мочу. Он гордо оглядывал свои владения, свой личный филиал ада. Дэшэн видел, что хозяин прекрасно понимает чувства каждого из сотни мужчин, которые полыхали в цеху в страстном желании опорожниться, корчились каждый на своей адской сковородке. Господин Банеду властвовал здесь над каждым мочевым пузырём. Он купил их всех с потрохами специально, чтобы они САМИ шли на его пыточный костёр — сами давились газировкой каждый час, сами не ходили в туалет — а туалет вон он, совсем рядом, удобный, чистый и открытый.

Задыхаясь в муках, Дэшэн увидел, как господин Банеду расстегнул молнию своих брюк и сунул руку в ширинку. Богатый хозяин возбуждался от зрелища их мучений. В глазах Дэшэна мелькали звёздочки от натуги, зубы были стиснуты до крошева, а пылающий от боли мочевой спазмировал, отчаянно требуя освобождения. А он молча смотрел, как дёргает рукой и подкатывает глаза раскрасневшийся господин Банеду на балконе… и терпел.   

Дэшэн терпел.

Так долго, что вселенная сделала целый круг.

Подручный господина Банеду поднялся с колен, сжимая в полотенце, как драгоценность, выплеснутое хозяином семя. Балкончик над цехом опустел. А Дэшэн всё трясся на табурете, уйдя в себя, утопал в своей чудовищной муке, теряя рассудок.

— Эй, сынок, — Чхимин тронул его за плечо. — Уже конец дня, сейчас гудок дадут. Я думаю, ничего, если ты на минуту раньше пойдёшь. Новичку простят, тебе труднее с непривычки, чем другим. Иди, сынок, чтоб потом в очереди не стоять. Иди, писай, облегчайся. Ты заслужил.   

Как в тумане, Дэшэн подорвался с места, рыча от рези в потревоженном животе. Походкой пингвина на занемевших от напряжения ногах он заковылял по цеху, не глядя на изнывающих коллег. Не помня себя, ввалился в пахнущий свежестью туалет, рванул ширинку, и…

Ноги не держали его, Дэшэн привалился лбом к верхнему краю писсуара. Вялая рука, которая больше получаса была стиснута в крепкий кулак, еле держала член, из которого, как из огородного рассекателя, лупило мочой во все стороны — на писсуар, на пол, на стены, на штаны и футболку. Дэшэн кривился, ощущая, как с понижением давления понемногу отпускает распирающая кишки боль. 
   
Не верилось, что адский день позади. И не хотелось представлять, что завтра придётся вытерпеть это снова. Он подумает об этом потом, а пока просто будет ссать и улетать в нирвану от заветного облегчения.   

Где-то краем сознания он услышал протяжный заводской гудок. Рабочее время закончилось. 

— Подвиньтесь, — кто-то нетерпеливо толкнул Дэшэна в плечо, и в писсуар рядом с его струёй мощно ударила ещё одна, тёмно-жёлтая, сплюснутая в широкий плоский поток.

Извергающий её мужчина прерывисто выдохнул в облегчении:

— О, боги, я ссу…

Моча Дэшэна уже вытекала ровным спокойным ручейком, и только теперь он наконец-то оглянулся. В туалете всё было зелёным от униформ столпившихся сотрудников. Всего пять писсуаров на сотню человек! Настрадавшиеся за день мужчины, не в силах терпеть в приличной очереди, опорожнялись по четверо одновременно в один писсуар.

К одному из писсуаров пристроился пятый: ему не хватило места, и он мочился издали, вприсядку, настолько неотложной была его нужда. Одной рукой он опирался о пол сзади, второй направлял член, напрягаясь, чтобы ссать далеко и с напором. Длинный фонтан обрушивался в писсуар между широко расставленных ног коллеги, хозяин фонтана довольно хекал от натуги, на его штаны брызгали недолетевшие до писсуара капли.
 
В обе раковины ссали по пятеро разом — раковины переполнялись, моча не успевала утекать в узкое отверстие. Набралось выше середины рамки, рискуя перелиться на пол, но пятеро сопящих от освобождения мужчин не находили в себе сил даже немного притормозить долгожданное мочеиспускание. Через несколько секунд моча заструилась из раковины под ноги одному из ссущих. Он чуть передвинул ноги, и все продолжали с тем же напором сосредоточенно ссать, тяжело дыша — так натерпелись. 

У раковин и писсуаров места хватило не всем. Остальные вынуждены были наблюдать чужое облегчение, страдая от невозможности выссаться самим. Кто-то, не стесняясь, держался за пах, потирая там. Кто-то терпел, вытянувшись в струну со сжатыми ногами и покрытым испариной красным лицом. Кто-то держался за стену, согнувшись и поглаживая надутый мочой живот.

Некоторые не выдерживали зрелища множества ссущих коллег. Один мужчина, приспустив штаны, бесстыдно сливал мочу прямо на пол, в угол туалета. Под ним ширилась лужа, в которой утопали его ноги в сандалиях; рот мужчины застыл в форме буквы “о”, глаза прикрывали дрожащие ресницы.

Прямо посреди туалета замер с раздвинутыми ногами обоссавшийся. По обеим штанинам зелёной униформы быстро расползались мокрые полосы, часто капало на пол. Глаза мужчины смотрели сквозь окружающих, брови были высоко подняты: оправляясь, он полностью ушёл в свои ощущения, забыв о стыде и гордости. Вот до чего доводила людей варварская пытка бессердечного начальства.   

За дверями туалета толпой, изнемогающей от желания присоединиться к ссущим, стояли те, кому не хватило места внутри. Возможно, они не решались ждать своей очереди там, где их коллеги беззастенчиво выхлёстывают из себя накопленные литры. 

В воздухе стоял густой солоноватый запах свежей мочи, отовсюду слышалось шипение, журчание, бульканье сливаемых струй, натужное сопение, облегчённое оханье. Дэшэн подумал, что ни в одном борделе не концентрируется столько мужского удовольствия одновременно, сколько в туалете “Банеду-корпорейшен” после окончания рабочего дня. Весь упаковочный цех яростно, безудержно, захлёбываясь облегчением, выссыкался спустя много часов болезненной задержки.

Проссавшись до самого дна, Дэшэн поднатужился и выдавил из себя последнюю струйку. Стало даже жаль, что опорожнение закончилось — никогда в жизни ему не было так приятно ссать. Тело мелко трясло после пережитого напряжения, многострадальный мочевой пузырь тупо, но чувствительно ныл от бока до бока. 

Не успел Дэшэн вжикнуть ширинкой, как на его освободившееся место у писсуара бросился коллега. На бегу достал из штанов член, из которого уже псыкало мочой — штаны оказались забрызганы — и ревущий жёлтый водопад запузырился пеной на дне писсуара. Всё не успевало стекать в канализацию.   

Дэшэн протолкался среди зелёных тел к выходу, стараясь не наступить в лужу — но это было уже невозможно, моча коллег залила весь пол.

Полностью зассанный туалет остался позади. По дороге к выходу из цеха Дэшэн заметил молодого сотрудника с крепко скрещенными ногами, который опирался задом на рабочий стол. Сотрудник стискивал ладонями рукоять широкой швабры и страдающе жмурился, качаясь взад-вперёд. Терпел, бедняга. Тоже опорожниться хотел и, видно, очень сильно.

— Почему вы не в очереди? — спросил Дэшэн, ему интересно было узнать ВСЕ здешние порядки.

Парень жалобно вздохнул, поменял скрещенные ноги и закачался активнее, поглядывая вверх, откуда следила за ним строгая видеокамера.

— У меня рабочий день ещё не кончился. Туалет за всеми уберу, тогда можно будет…

Дэшэн ужаснулся: значит, несчастному парню терпеть, пока все коллеги не выссутся! А потом много раз набирать воду в ведро, долго смывать чужую мочу, чистить обоссанные унитазы и писсуары, не имея права даже капнуть в них своей мочой, пока работа не будет окончена!

— Вам сколько платят, если не секрет? — поинтересовался шокированный Дэшэн. Ему стыдно стало за свой пустой пузырь, когда парень перед ним просто взрывался горячим желанием пописить — и должен был терпеть свою муку ещё час, не меньше. 

— Платят, как и вам. Я сегодня наказан штрафом и внеурочной работой. За неподобающий вид, — горько вздохнул уборщик и скривил лицо. — Я от туалетного перерыва в полдень сам отказался, лишь бы не уволили. Уже девять часов не мочился…

Дэшэн сжался в сочувствии: паренёк обписился ещё до обеда и с тех пор не выссал ни капли, а пил, как все, каждый час.

— Вам очень нужна работа? — посочувствовал он.

— Ещё бы! Родители в деревне уже работать не могут, им посылаю. Ну и сам коплю на дом. Здесь в целом терпимо работается. Тяжко, конечно, бывает, особенно к вечеру — пузырь аж разрывается. Но обычно я дотерпливаю. Зубы стисну и вперёд. Что поделать, судьба такая, кому-то терпеть приходится… Сегодня сам виноват. Проспал с утра, спешил и в туалет не сходил. Думал, до полуденного перерыва доёрзаю как-нибудь, домучаюсь. А меня в десять часов как накрыло! Ни дохнуть не могу, ни пошевелиться, боль безумная. Не вынес, в общем, дал слабину… Надо было тогда всё скопленное в штаны выссать, а я испугался, что уволят, быстро затерпел струю. Переоделся — и уже не поссышь под камерами… Ой, додержать бы… Уф-ф-ф-ф… — Он страдальчески поднял лицо к потолку.

— Терпения вам, — пожелал Дэшэн.

Ссать в штаны на работе, значит, не выход. Мало того, что штраф, так ещё и уборка… Ни за что ему не вынести мойку полов, когда пузырь рвёт от мочи.

Чхимина он увидел на самом выходе, после посещения кассы. Огромный живот старика после мочеиспускания сдулся, футболка снова болталась, как на скелете. Старик, который без видимых проблем умел держать в себе больше трёх литров мочи, встретил Дэшэна с той же улыбчивой тоской.

— Ты молодец, сынок. Умеешь терпеть, вон и коллеги удивились. Чтоб новичок даже дополнительным перерывом не воспользовался — это большая редкость. Единицы таких выносливых. Не пугайся, что сегодня так тяжко пришлось, это поначалу, я уже говорил. Ты точно сможешь здесь работать, Дэшэн. Если захочешь.

Дэшэн смутился от похвалы, хотя казалось странным, что его хвалят за то, что он согласился подвергать себя адской пытке за деньги. Двести долларов, две свежие купюры грели его карман. Раньше за такие деньги он двадцать дней ломал спину на рисовых полях, вдавливая в землю плуг босиком по лодыжку в воде. К концу сезона его ступни раздувались и немели, а по ночам он выл от нестерпимых судорог.

Ему не повезло родиться в богатой семье, не повезло быть умным, ловким и удачливым. Чтобы выжить, таким, как он, одна дорога — терпеть. В поле, у станка, в шахте. Обменивать свои страдания на деньги. Такова судьба.

— До завтра, Чхимин, — сказал Дэшэн и пошёл к стоянке мотороллеров, откуда уже разъезжались по домам переодетые в чистое коллеги.

Отредактировано Хрю (04-08-2023 17:36:09)