Вагон метро в час-пик на самом длинном перегоне города "Вокзальная"-"Университет" – это герметичный консервный бак, набитый усталыми душами. Тела спрессованы в единый, потный, дышащий монолит. Кто-то кряхтел, упираясь локтем в ребра соседа, кто-то нервно листал ленту в телефоне, подняв руку над головами, дети плакали, прижатые к взрослым ногам. Воздух был густым и тяжёлым, пахший перегаром вчерашнего, дешёвым парфюмом и тлением будней.

В центре этого человеческого муравейника стоял доктор Аркадий Ливенцев. Он был бледен, и не от духоты, а от страха. В его сумке, прижатой к груди, лежал прибор "Наклад", который был предназначен для мгновенной, тотальной и неудержимой эвакуации содержимого кишечника. Стоит только нажать кнопку пуска.

Двумя днями ранее этот прибор случайно сработал в нештатном режиме прямо в бизнес-центре, где находилось место работы Аркадия, да ещё и с установкой радиуса действия в 1 километр. Количество людей в самом бизнес-центре, в бассейне, в детском саду, на автостоянке и в автомобилях на дороге рядом с бизнес-центром, которые получили в итоге кучи в своих штанах, было таково, что Аркадий решил переделать свой прибор на более безопасное применение. Для этого он положил его в сумку (не меняя настройки на километр радиуса действия) и осторожно повез домой. Как он думал - осторожно.

Если бы он перед выездом положил прибор в коробку, ничего бы не произошло.

Но стоящий рядом молодой человек, поворачиваясь с телефоном, резко развернулся и припечатал локтём профессорскую сумку к стенке вагона.

Как раз там, где у прибора находилась кнопка пуска.

Сначала ничего не произошло. Потом появился неслышимый, но очень сильный сигнал. Люди замерли. Сигнал проникал не в уши, а куда-то глубже, прямо в кости, в душу, в самые потаённые и тёмные уголки подсознания. Он вибрировал где-то в области копчика, пробуждая древние, животные инстинкты.

А потом началось.

Бизнесмен Тарас в дорогом костюме сначала почувствовал странную вибрацию в районе солнечного сплетения, приняв её за нервный спазм от усталости. Но через секунду вибрация опустилась ниже, превратившись в глубокий, нарастающий бурлящий гул в кишечнике. Это было похоже на запуск стартера самолёта где-то в глубине его таза. Внезапно его живот сдавила невиданная сила, будто невидимый великан сжал его внутренности в кулак. Сфинктер, обычно послушный и контролируемый, внезапно отключился от центра управления. Он не просто расслабился – он исчез. Тарас почувствовал, как мощный, горячий и невероятно густой поток с невероятным давлением рвётся наружу, обжигая всё на своём пути. Он физически ощутил, как дорогая итальянская шерсть его брюк моментально пропитывается, тяжелеет и превращается в тёплый, отвратительный компресс. Звук был глухим, хлюпающим и безостановочным, как будто из него выжимали тюбик самой густой горчицы.

Студентка-хипстерка с наушниками про имени Олёна спокойно слушала концерт Брамса и с презрением глядела на окружающих. У ней заурчало в животе, но это был не голод. Это было ощущение, будто внутри неё лопнул надувной шарик с тёплой жижей, которая тут же начала закипать. Спазм заставил её выгнуться дугой, упёршись руками в спину впередистоящего мужчины. Её тело пронзила судорожная волна от макушки до пят. Она почувствовала, как содержимое её кишечника, сначала плотное, а затем переходящее в жидкий огонь, с ревом прорывает себе путь. Узкие джинсы оказались ловушкой. Густая масса, не найдя мгновенного выхода, с силой распирала ткань у её ягодиц, прежде чем со свистом и хлюпом заполнить всё доступное пространство, создавая невыносимое, тёплое и давящее ощущение полноты. Она ощутила каждый сантиметр прохождения позора по своей прямой кишке.

Бабушка с авоськой, Сара Рувимовна, почувствовала знакомое, но стократно усиленное урчание, будто у неё внутри проехал трактор. Её мышцы тазового дна сдались без боя. Это не было извержением. Это был тотальный, полный, почти бесшумный обвал. Она ощутила, как из неё вытекает тёплая, жидкая каша, безостановочно и обильно, заливая её старческие колготки и стекая по ногам тёплыми струйками. Это было похоже на бесконтрольное мочеиспускание, но гораздо более густое, маслянистое и пахучее. Ощущение влажного, тяжёлого тепла в районе промежности было одновременно ужасающим и, по какому-то извращённому закону природы, облегчающим.

У охранника в форме по имени Роберт резко закружилась голова, а в животе возникло ощущение падающего лифта. Его сфинктер, привыкший к плотной, иногда затруднённой дефекации, на этот раз столкнулся с цунами. Это был не стул, а взрыв. Ощущение было таким, будто из его заднего прохода вырвалась газовая шашка, немедленно заполненная едкой, водянистой субстанцией. Громкий, раскатистый, почти пукающий звук сопровождался мощным выбросом. Игорь почувствовал, как его форменные брюки сзади наполняются горячим пузырящимся потоком, который с силой бьёт по ткани изнутри. Было ощущение, что его вывернули наизнанку.

Девушка в белых брюках по имени Оксана вначале испытала лёгкий спазм, который она проигнорировала. Но затем он сменился ощущением, будто её прямая кишка наполнилась быстротвердеющим цементом. Процесс был стремительным и невероятно плотным. Она почувствовала, как из неё выходит огромная, твёрдая и очень сухая колбаса, за которой сразу же хлещет поток горячей жижи. Твёрдая часть с такой силой растянула её сфинктер, что на глаза навернулись слёзы, а жидкая – залила всё вокруг, моментально впитываясь в светлую ткань. Она физически ощутила, как на её коже под брюками растекается тёмное, горячее, пахучее пятно.

Молодой Богдан почувствовал, как у него в животе переворачивается огромный комок колючей проволоки. Спазм был настолько сильным, что он чуть не уронил сумку. Его тело выгнулось, он стиснул зубы, но это не помогло. Из него вырвался не крик, а длинный, вибрирующий, басовитый стон, совпавший с ощущением, что его кишечник выходит наружу одним сплошным, булькающим сгустком. Он почувствовал, как горячая волна заполняет пространство между его ягодицами и бегущими по ногам струйками. Весь ужас усугублялся тем, что он прижал к своей теперь уже испачканной одежде свою соседку Олёну с наушниками..

Микола почувствовал знакомое давление, как перед подходом в туалете, но в тысячу раз сильнее. Его натренированные мышцы живота сыграли с ним злую шутку. Они создали колоссальное внутрибрюшное давление. Когда его сфинктер капитулировал, результат был подобен выстрелу из пушки. Он ощутил мощный, концентрированный залп, который с силой ударил по внутренней стороне его спортивных штанов. Звук был резким, отрывистым и гулким. Ощущение было таким, будто из него вырвалась не просто каловая масса, а целый снаряд, отдача от которого прошла по всему телу.

Женщина с макияжем «а-ля натураль» по имени Ольга, ощутила, как у неё заныл низ живота, как при месячных, но боль быстро сменилась всепоглощающим давлением на прямую кишку. Процесс был медленным, но неостанавливающимся. Она почувствовала, как из неё выходит не стул, а нечто бесформенное, мягкое и бесконечное, как тесто из хлебопечки. Тёплая, пластилинообразная масса медленно, с тихими чавкающими звуками, заполняла её нижнее бельё и леггинсы, создавая ощущение невыносимой, влажной и тяжёлой повязки. Это было отвратительное, унизительное ощущение постоянного, неконтролируемого вытекания.

Подвыпивший мужчина средних лет по имени Сергей принял первые позывы за желание выпустить газы после вчерашней выпивки. Он ошибся. Вместо газа его тело выпустило мощный, пенистый, жидкий поток, который с шипением, будто газировка, вырвался на свободу. Он почувствовал не боль, а странное жжение и бесконечное, бурлящее истечение. Его поносно-пенистая субстанция моментально пропитала брюки, и он ощутил, как по его ногам стекает тёплый, липкий поток. Было ощущение, что из него вылили тёплое пиво, но с гораздо более густой и неприятной консистенцией.

Сам профессор Ливенцев понял, что будет целью его же прибора, и его охватил ужас, который лишь усилил спазм. Его тело содрогнулось от двойного удара – физиологического и морального. Ощущение было похоже на то, что испытал бизнесмен Анатолий, но с добавлением горечи познания. Он почувствовал, как его собственный кишечник, не выдержав резонансной частоты, превращается в бунтующий реактор. Из него с ревом вырвалась плотная, колбаскообразная масса, тут же затопленная кислотно-жидким потоком. Он ощутил каждый сантиметр этого потока, каждый хлюпающий звук, каждый градус поднимающегося смрада.

Вагон превратился в эпицентр единого, синхронного акта массового высвобождения. Звук был ужасающим – многоголосый, мощный, басовитый пердеж, сопровождаемый густыми, хлюпающими потоками. Воздух, и без того спёртый, за считанные секунды наполнился густым, терпким, невыносимым смрадом. Это был запах первобытного мира, всеобщего позора и тотальной физиологической распахнутости.

Люди не кричали. Они застывали в ступоре, ощущая, как их тела растворяются в этом всепоглощающем кака-клизме. Мускулы живота сводило так мощно, что слёзы текли по щекам, смешиваясь с потом. Это был настоящий катарсис – в его самом буквальном, физиологическом воплощении. Душа, вывернутая наизнанку через кишечник.

Профессор стоял, прислонившись к двери, испытывая восторг и ужас. Он видел не просто испачканные одежды. Он видел, как с людей спадают маски. Вот суровый мужчина, а теперь он просто плачущий, обосравшийся ребёнок. Вот язвительная старуха, а теперь – беззащитное, испуганное существо. Исчезли социальные статусы, исчезли амбиции, исчезла злоба. Осталась только голая, дрожащая, воняющая человеческая суть.

Когда поезд с оглушительным лязгом остановился на станции "Университет", и двери с шипением разъехались, на перрон хлынул не поток людей, а волна запаха, способная свалить с ног. Люди выползали из вагона, пачкая пол вокруг, не в силах смотреть друг на друга. Они были свободны и внутри, и снаружи.

Профессор вышел последним. Он оглядел станцию, превратившуюся в филиал ада. На его лице застыла гримаса, средняя между улыбкой и рыданием. «Полное и окончательное очищение нации» – прошептал он, зажимая нос платком.