Сообщество любителей ОМОРАСИ

Сообщество любителей омораси

Объявление

УРА нас уже 1691 человек на форуме!!!

По всем вопросам вы можете обращаться к администратору в ЛС, в тему Вопросы к администрации (для пользователей), или на e-mail: omowetforum@gmail.com

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Сообщество любителей омораси » Рассказы » Застрять в лифте. Жесть и треш


Застрять в лифте. Жесть и треш

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

Эта история началась буднично, как и десятки других моих вторников. Серый, как и небо за окном, офисный центр «Прогресс» жил своей обычной жизнью. Я, как обычно, нажала кнопку вызова лифта, предвкушая короткую поездку на этаж, где есть туалет. Двери бесшумно разъехались, и я шагнула внутрь. Там уже были двое: женщина средних лет в строго деловом костюме, с папкой в руках, и молодой мужчина с наушниками, уткнувшийся в телефон. Обычная офисная картина. Я нажала кнопку, двери закрылись, и мы мягко тронулись вверх.
Первые несколько этажей прошли спокойно. Я стояла, слегка отвернувшись, стараясь не выглядываться, но в какой-то момент снова почувствовала желание. Обычно это случалось после утреннего кофе. Но перед этим я поела арбуз.
Вдруг лифт, проехав еще пару этажей, вдруг дернулся и замер. Плавно, но совершенно неожиданно.
Мы все переглянулись. Женщина в костюме первая нарушила молчание: «Что случилось?» Молодой человек снял наушники. «Наверное, завис», – пожал он плечами, подходя к панели управления. Он нажал кнопку открытия дверей – ничего. Нажал кнопку вызова диспетчера – тишина. Не было даже привычного гудка или ответа. Напряжение начало медленно, но верно нарастать, и вместе с ним – мое физическое состояние. То самое легкое желание вдруг превратилось в настойчивую, пульсирующую потребность.
«Ну что там?» – спросила женщина, обращаясь к парню, который снова пытался связаться с диспетчером. «Не отвечает никто», – мрачно сообщил он.
Офис, стоянка, дом – все эти мысли проносились в голове, но единственное, что имело значение сейчас – это туалет. И он был где-то там, далеко, на 12-м этаже, или внизу, или вообще где-то в другой галактике. А здесь, в этой металлической коробке, с двумя абсолютно незнакомыми людьми, мои мочевой пузырь начинал вести себя, как будто ему объявили о последнем шансе.
Я старалась дышать ровно, как учили на йоге, но каждый вдох приносил лишь усиление давления. Я уверена, мои ноги сами собой слегка скрестились, и я инстинктивно надавила коленом на колено. Женщина в костюме, казалось, тоже это заметила. Она смотрела куда-то в потолок, но я чувствовала ее взгляд. Или мне просто казалось? Стыд подкрадывался, горячий и липкий, смешиваясь с физической болью.
«Может, через мобильный?» – предложил я, чувствуя, как голос дрожит от напряжения. Но у парня, как и у женщины, сеть внутри лифта была нулевая. «У меня нет сигнала», – сказал он.
Каждая секунда казалась минутой. Каждая минута – часом. Я начала слегка покачиваться, упираясь спиной в гладкую стену. Это немного помогало. Я представляла себе другие вещи: жара, песок и море...
Нет, думать об этом было нельзя. Только держать. Держаться изо всех сил.
Я посмотрела на часы. Всего прошло пять минут. Пять минут! А казалось, что прошла вечность. Мое тело начало издавать какие-то тихие, жалобные звуки – приглушенные стоны, которые я изо всех сил старалась проглотить. Я закусила губу, чтобы не кричать. Голова уже кружилась от задержки дыхания и попыток контролировать все. Мне хотелось сесть на пол, но я боялась, что это сделает ситуацию еще хуже. Да и встать потом будет очень сложно.
Я всегда считала себя довольно выносливой. Могла терпеть, могла переждать. С детства, наверное. Никогда не была из тех, кто бежит в туалет при малейшем намеке. Но это было другое. Это было уже не просто «хочется». Это было «не могу больше».
Я старалась не выдавать ничего. Вцепилась пальцами в край своих широких, струящихся брюк палаццо, словно пыталась удержать мир от распада. Смотрела в потолок. Считала плитки. Пыталась думать о работе, о проектах, о чем угодно, только не о нарастающем, всепоглощающем давлении внизу живота. Казалось, каждая клеточка моего тела кричала о своем желании освободиться.
Я начала тихонько переминаться с ноги на ногу, пытаясь незаметно для других снять напряжение. Мне казалось, что мои судорожные движения выдают меня с головой. Я старалась смотреть в стену, разглядывать мелкие царапины, узоры на зеркале, лишь бы не встречаться взглядами с этими двумя незнакомцами. В такие моменты хочется стать невидимкой. Хочется, чтобы весь мир просто исчез, и ты остался один на один со своей проблемой.
Женщина рядом, наверное, заметила. Ее взгляд скользнул по мне, задержался на секунду. На ее лице промелькнуло что-то похожее на понимание, смешанное с брезгливостью или мне показалось.
Мужчина, казалось, был погружен в свои мысли, или, может, просто смотрел на свои ботинки.
«У вас все в порядке?» – спросила она тихо, почти шепотом. Это было так неожиданно, так человечно. Я не могла ей ответить. Только кивнула, чувствуя, как по щекам текут слезы – то ли от боли, то ли от облегчения от того, что кто-то заметил. Мужчина тоже смотрел на меня, теперь уже без всякого равнодушия.
Я пыталась представить, как бы я смогла объяснить эту ситуацию. Слова казались нелепыми, неспособными передать глубину моего страдания.
«Я очень хочу в туалет», – звучало так жалко, так инфантильно, рядом с тем драматизмом, который разворачивался внутри меня.
Время растянулось до бесконечности. Каждый удар сердца отдавался волной жара, которая прокатывалась от позвоночника к самому центру моего дискомфорта. Я начала немного ерзать, пытаясь найти такое положение, которое хоть на мгновение облегчило бы эту пытку. Делала глубокие, медленные вдохи, которые только усиливали давление, словно втягивая воздух еще глубже, подчеркивая положение. Мочевой пузырь болел.
Наконец-то мужчина дозвонился до диспетчера :
«Здравствуйте, у нас застрял лифт, третий корпус, пятый этаж». Голос оператора звучал где-то очень далеко, обещая помощь, но «придется немного подождать».
«Немного подождать» оказалось самым тяжелым испытанием в моей жизни.
Прошло пять минут, потом десять.
Я слышала, как мужчина что-то говорил. Спокойно. «Надеюсь, они скоро нас вытащат.». Его голос звучал так ровно, так отстраненно. Его проблемы наверняка были другими. Не такими насущными.
Каждая минута превращалась в вечность. Сердце билось где-то между ребрами, каждый удар – как молот, бьющий по нервам. Мое тело уже не слушалось. Оно жило своей жизнью, подчиняясь инстинктам. Я чувствовала, как напрягаются все мышцы, как тело пытается сопротивляться, как оно борется против собственной природы. Это была битва, которую я, похоже, проигрывала.
Я старалась делать вид, что все в порядке. Смотрела на часы на своем телефоне – две минуты назад они показывали 14:32, теперь – 14:34. Но эти две минуты казались часами. Пот стекал по вискам, хотя в лифте было не жарко. Это был пот выживания, пот отчаяния. Я сжимала зубы, чтобы не застонать, чтобы не издать ни звука, который мог бы выдать мое положение. Мое лицо, должно быть, было бледным, а губы – сухими. Я облизывала их, но это не помогало.
Прошло ещё где то 20 минут. Я уже откровенно сжималась, стараясь контролировать каждое движение. Чувство распирания стало нестерпимым. Каждый нерв в теле был натянут до предела. Я почувствовала, как по ногам проходит легкая дрожь. Это был не страх, не холод, это была физиологическая реакция на колоссальное напряжение. Глаза слезились, но я надеялась, что это просто от духоты и нервов. Я молила про себя: «Ну пожалуйста, ну еще немного, держись, ты сможешь». Я вспоминала все истории о силе воли, о том, как люди терпят невероятное. "Я же не какая-то там слабачка", – убеждала я себя, хотя внутри уже начиналась настоящая паника.
Сердце отчаянно колотилось где-то в горле, заглушая тихие, унизительные звуки, которые мой организм, казалось, издавал помимо моей воли. Я сосредоточилась на узорах на стене, на блеске полированного металла, пытаясь заставить себя думать о чем угодно, кроме того, что происходило внутри. Но это было, как пытаться задержать прилив – каждая попытка лишь усиливала давление, каждое мгновение неумолимо приближало момент, которого я боялась до дрожи.
Мне казалось, что запах моего страха, смешанный с потом, уже заполняет пространство, делая мою ситуацию еще более невыносимой. Я чувствовала, как по моей спине стекает тонкая струйка холодного пота, несмотря на умеренную температуру в кабине. Это было не от страха быть здесь запертой, а от страха потерять контроль над собой.
Женщина в костюме, казалось, сохраняла внешнее спокойствие, но я чувствовала, как ее взгляд время от времени скользит в мою сторону, не фиксируясь, но ощутимо. Или это было лишь проекцией моего собственного стыда, моим мозгом, ищущим подтверждения самому худшему? Молодой человек теперь уже не выглядел равнодушным. На его лице читалось беспокойство, смешанное с каким-то странным, непрошеным любопытством.
Цифры на часах, на которые я украдкой бросала взгляд, отражались на экране моего телефона, словно насмехаясь над моей беспомощностью. Каждая секунда растягивалась, наполняясь новым витком телесных ощущений. Я стиснула зубы так сильно, что почувствовала, как напряглись челюстные мышцы. Дыхание стало поверхностным, прерывистым, каждая попытка вдохнуть глубже вызывала новый спазм.
Я перебирала в памяти все прочитанные книги, все просмотренные фильмы, все советы психологов о контроле над эмоциями и телом. Но ничто не помогало. Реальность оказалась куда более безжалостной. Я чувствовала, как нарастает отчаяние. Хотелось кричать, но страх произвести еще больший шум, привлечь еще больше внимания, парализовал меня. Я мысленно умоляла : «Только не здесь. Не сейчас. Дайте мне выбраться. » Я прокручивала в голове сценарии спасения: вот сейчас двери откроются, и я пулей вылечу на ближайший туалет; вот сейчас начнется движение, и я успею. Но реальность оставалась неизменной.
Я начала осторожно прижимать бедро к металлической стенке, пытаясь создать хоть некоторое противодействие, хоть какую-то опору, которая могла бы удержать этот неудержимый поток. Это действие, такое примитивное, казалось мне одновременно и единственным спасением, и верхом унижения. Я боялась, что мои бёдра скрестятся сами собой, непроизвольно, выдавая меня с головой. Глаза слезились, но я не плакала от печали. Это были слезы физического страдания, слезы отчаяния, когда тело доведено до предела.
В голове проносились обрывки мыслей: «Как же я буду потом смотреть этим людям в глаза?», «Почему я, почему именно сейчас?», «Сейчас я просто потеряю...» Эта мысль была самой страшной. Потерять не только контроль, но и достоинство, самоощущение. Осознание того, насколько же я, несмотря на всю свою внешнюю невозмутимость и самодостаточность, зависима от примитивных биологических процессов, было сокрушительным. Каждая новая волна давления приносила с собой осознание того, что я не властна над собой, что могу оказаться рабой своего тела в самый неподходящий момент. Это было истинное проявление невезения – оказаться в ситуации, где все иллюзии контроля разрушаются, обнажая самую глубокую уязвимость.
Мир сузился до этой металлической клетки, до этой давящей боли, до этого отчаянного, глухого сопротивления.
Мои руки, сжимая ткань брюк, дрожали. Я чувствовала, как мышцы живота сводит судорогой, заставляя меня инстинктивно менять позу, наклоняться, пытаясь хоть как-то облегчить эту муку. Голова кружилась уже не от страха, а от напряжения, от попыток сдержать дыхание, от всего того, что происходило без моего активного согласия. Каждая секунда была испытанием, каждая минута – пыткой, и я не знала, как долго смогу продержаться, прежде чем эта тонкая нить самоконтроля окончательно оборвется, и катастрофа станет действительностью, которую нельзя будет ни скрыть, ни забыть.
15:01. Казалось, прошла вечность. Каждая секунда тянулась, как густая смола. Я изогнулась еще сильнее, почти прижимая колени друг к другу. Дыхание стало прерывистым. Мое тело кричало о помощи, оно не желало больше подчиняться. Я чувствовала, как вот-вот произойдет катастрофа. Мужчина рядом, кажется, тоже что-то почувствовал. Он отвел взгляд, уставившись в пол. Пожилая женщина прикрыла глаза, словно пытаясь игнорировать происходящее. От этого их молчания становилось еще хуже. Потому что это означало, что я не могу больше притворяться, что мое бедственное положение очевидно для всех. Вот я попала!
Обычный вторник, обычный лифт, обычный офисный день, и вдруг – такое. Это была не просто неприятность, это было насмешкой судьбы, нелепой, жестокой шуткой. Я всегда гордилась своей выдержкой, своей способностью переносить тяготы. Мигрени, зубная боль, даже сильные физические нагрузки – все это было терпимо. Но это было вне всяких пределов. Это было ощущение полного, тотального поражения моего организма, моей воли, моей человечности.
Я чувствовала, как потеют ладони, как холодеют пальцы. Попытки унять дрожь в ногах лишь усиливали ее. Я стояла, чувствуя, как тело медленно, но верно поддается невидимой, но неумолимой силе. Это ощущение было одновременно болезненным и почти парализующим. Я представляла себе, как мои ноги могут не выдержать, как я упаду. Эта мысль была настолько ужасна, что пронзила меня волной нового страха, заставив собраться еще крепче.
Время шло – или, вернее, не шло вовсе, застыв в этой металлической клетке. Я пыталась сосредоточиться на чем-то другом. На проектах на работе, на списке покупок, на воспоминаниях о летнем отпуске. Но все эти образы таяли, разбиваясь о непреодолимую волну физического дискомфорта. Мой мозг, казалось, был захвачен единственным, доминирующим желанием, которое оттесняло все остальное. Это было похоже на пытку – медленную, мучительную, лишенную какого-либо внешней жестокости, но сводящую с ума изнутри. И я понимала, что эти несколько человек, моя неудача, делают эту пытку бесконечно хуже. Оказаться в такой ситуации в одиночестве было бы ужасно, но оказаться с другими – это был пик унижения.
Внезапно я почувствовала, как что-то внутри начинает поддаваться. Это было не резкое, но ощутимое ослабление. Мгновенная паника охватила меня. «Нет, нет, пожалуйста, только не сейчас», – молила я про себя. Я вжала колени друг в друга еще сильнее, почти до боли, в надежде удержать ускользающую границу. Каждое движение, каждый шорох ткани брюк казались криком о моей слабости. Я прикусила нижнюю губу, чувствуя, как на ней выступает кровь, но даже эта резкая боль была лишь кратковременным отвлечением от нарастающей, всепобеждающей потребности. Мое тело, казалось, решило, что это предел, что больше терпеть невозможно, и начало активно сопротивляться моим попыткам сохранить контроль. Я чувствовала, как по спине стекают капельки пота, как сердце колотится, словно пытаясь вырваться из груди. В этот момент я готова была отдать все, лишь бы оказаться в укромном уголке, освободиться от этого мучительного груза. Это было не просто желание, это была надвигающаяся катастрофа, которую я отчаянно пыталась предотвратить, но чувствовал, что силы мои на исходе.
Руки сами собой сжимались в кулаки, колени дрожали. Я чувствовала, как пот холодным ручейком стекает по спине, как по щекам.
Мышцы, которые я так долго сдерживала, начали сдаваться. Я чувствовала, как давление внутри становится невыносимым, как оно буквально разрывает меня изнутри.
Именно в этот момент, когда я уже просто не могла терпеть, когда тело сказало «хватит» и начало действовать против моей воли, я почувствовала тепло. Сначала это было едва уловимое ощущение, как будто отпустило напряжение. А потом – прилив, волна, которая смыла все страхи и всякую попытку контроля. Это было неконтролируемо. Одна секунда – я вся сжавшись, пытаясь удержать, следующая – мое тело расслабилось, и это случилось.
Я закрыла глаза. Это было первое, что пришло в голову – просто отключиться от реальности, уйти в себя.
Я чувствовала, как ткань моих штанов намокает, как тепло разливается по бедрам, как жидкость пропитывает ткань моих брюк палаццо, словно проникая внутрь, забирая с собой всю муку. Стремительный, неудержимый поток вырвался наружу, принося с собой одновременно и жгучий стыд, и свободу от напряжения.
Это было как глоток свежего воздуха после долгого удушья. Как будто кто-то снял с меня невидимую, тяжелую колючую сетку, которая душила меня последние полчаса.
Будто кто-то нажал кнопку «стоп» на моей физической муке. Нет, не то чтобы боль полностью ушла, но она отодвинулась на второй, третий, десятый план. На первое место вышло такое, такое невероятное, всепоглощающее облегчение. Оно было настолько мощным, настолько чистым, что я не могла поверить, что это возможно.
Я дышала глубоко и ритмично, и каждый вдох приносил новую волну этого удивительного, чистого блаженства. Это было похоже на то, как после долгого, изнуряющего марафона наконец-то пересекаешь финишную черту.
Какое же это было облегчение! Все напряжение, вся боль, весь страх – все это начало таять, словно снег под весенним солнцем. Тело расслабилось так, как оно не расслаблялось уже очень давно. Потоки тепла – нет, не тепла, а чего-то жизненно необходимого, чего-то, что так долго ждало своего часа – стремительно вливались в брюки. Вся эта накопленная боль, все это сдерживаемое желание – все это нашло свой выход. Полный, всепоглощающий, абсолютный выход.

Впервые за эти долгие, мучительные минуты я смогла дышать полной грудью. Никакого давления, никакого страха, никакой боли. Только чистое, неподдельное, почти экстатическое чувство облегчения.
Все напряжение, вся борьба, все муки – все это растворилось в теплом, мягком потоке. Это было как долгожданный дождь после адской засухи. Тело, измученное, исстрадавшееся, наконец-то получило то, чего так отчаянно просило. Это было настолько сильно, настолько всеобъемлюще, что я на мгновение забыла обо всем. О лифте, о людях, о том, что произошло.
Пусть я застряла в лифте с незнакомцами, пусть мне очень хотелось в туалет, но в этот самый момент я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Мне не хотелось открывать глаза. Зачем? Здесь, в темноте, было так хорошо. Так уютно. Я могла бы простоять так вечно. Наверное, я даже затихла, полностью погрузившись в это состояние.
Хотелось побыть в этом состоянии, не думать ни о чем, просто наслаждаться этим моментальным, таким желанным покоем. Пропала вся боль, пропало распирание, появился только легкий, приятный жар и удивительная пустота там, где минуту назад был ад.
Я просто стояла, закрыв глаза, и чувствовала, как волна за волной накатывает блаженство.Это было не просто физическое облегчение. Это было освобождение. Освобождение от боли, от страха, от мучительного ожидания.
Меня заливало волной тепла. Я даже слегка улыбнулась.
Прошла, наверное, еще минута. Или две. Время перестало иметь значение.
В этот момент я поняла, что такое истинное счастье – это не достижение чего-то грандиозного, а избавление от чего-то невыносимого. И это избавление пришло в самой неожиданной, самой нелепой форме.Меня накрыло волной чистого, неподдельного счастья. Реального, глубокого, такого, когда не хочется ни о чем думать, ни о чем беспокоиться. Хочется просто быть. Быть в этом моменте, чувствовать это блаженство, не думать о том, что было до, и что будет после. Хотелось навсегда остаться в этом полумраке, с этим ощущением невероятного покоя, с этим теплом, которое разлилось по всему телу, с этим растворением всех проблем в одной простой, но такой важной физиологии.Я чувствовала, как горят щеки, но это уже не имело значения. Никакой стыд не мог перебить это чувство тотального, фундаментального облегчения, ставшего для меня в тот момент абсолютным счастьем. Я представляла себе, как люди вокруг, наверное, сейчас смотрят на меня. Что они думают. Но мне было все равно. Это был мой личный момент освобождения, и вся внешняя реальность отступила, стала ненужной, незначительной.Это ощущение безмятежности, когда ты полностью сдан своему состоянию, и это состояние – покой и счастье – было настолько ярким, таким подлинным, что хотелось в нем раствориться. Как будто я целый день несла на себе огромный, неподъемный груз, а он вдруг свалился, и мое тело, моя душа, моя голова – все наконец-то вздохнуло свободно. И это вздох был самым сладким звуком, самым приятным ощущением за долгие, долгие дни. Даже та мысль о предстоящих заботах, о будущей жизни – которая только что ощущалась как едва ли не самая большая прибавка к стрессу – теперь отодвинулась куда-то далеко. Главное сейчас – это вот это. Этот момент полного, абсолютного везения, несмотря ни на что. Описать это сложно. Это как найти клад, когда искал мусор. Как выйти из кромешной тьмы на яркое солнце. Это была чистая, примитивная, но такая желанная радость бытия. Я хотела, чтобы этот момент длился вечно. Открывать глаза казалось
каким-то насилием над этим моментом. Я не хотела открывать глаза. Не хотела возвращаться в реальность, где я стояла мокрая, с двумя свидетелями моей слабости.
Мне хотелось остаться там, в этом блаженном, теплом забвении. Пусть мир подождет. Пусть лифт остается застрявшим. Пусть кто угодно делает что угодно. Важно было лишь это мгновение покоя, это абсолютное освобождение. Мои ноги немного расставились, брюки свободно свисали, скрывая все, но я чувствовала, как влага пропитывает их, делая тяжелее. Но эта тяжесть была приятной. Это была тяжесть обретенного покоя.
Но реальность – упрямая вещь. Она всегда находит способ напомнить о себе. .
«О, чёрт! ...» – прошептала женщина. Этот шепот, казалось, вырвал меня из иллюзии. Я оттолкнулась от стены, снова почувствовав, как что-то мокрое на брюках и в туфлях. Напоминающее о том, что блаженство закончилось. И я поняла, что нужно вернуться в реальность. С дрожащими руками я открыла глаза.
Первое, что я увидела – тёмный ореол на светлой ткани моих брюк др самого низа. Он был там, где сидели мои бедра. Затем взгляд поднялся ниже, к полу.
Там, у моих ног, растекалась лужа.  Темная, влажная, глянцевая лужа, которая казалось, пульсировала в такт моему бешено бьющемуся сердцу. Мой взгляд автоматически метнулся к моим спутникам.
И тут началось самое страшное.
Женщина, которая до этого смотрела куда-то вперед, теперь смотрела прямо на меня. На ее лице было нечто, что я никак не могла расшифровать. Растерянность? Ужас? Или, может, отвращение?
Мужчина тоже посмотрел. Его глаза расширились.
Я увидела, как лужа на полу начинает расти. Быстро. Стремительно. Она как будто ожила, начала ползти. И вот уже ползет, захватывая пространство, приближаясь к ботинкам мужчины, к туфлям женщины. И в какой-то момент мне показалось, что эти несчастные люди, мои случайные попутчики, вот-вот утонут в этой внезапно образовавшейся луже. Лужа. На полу. Расплывается. Что же я натворила!!!

Отредактировано Masterpiece (16-11-2025 03:54:21)

+2

2

Я не знала, что делать. Я просто стояла, как истукан, ощущая, как тепло понемногу сходит на нет, уступая место липкому холоду и ужасающему осознанию. Я чувствовала себя пойманной, опозоренной, выставленной на посмешище. Мои брюки палаццо, которые я так любила за их объем и элегантность, теперь выглядели странно.
Я села на корточки и снова закрыла глаза руками, упершись ладонями в виски, словно это могло отгородить меня от реальности, от их взглядов, от этой лужи, от самой себя. Мне казалось, что всё вокруг меня теряет форму, что реальность расплывается. Я сидела в туфлях на корточках и вдруг подскользнулась и села в лужу. Брюки стали ещё более мокрыми.
«Вам помочь?» – наконец выдавила женщина, ее голос звучал тихо, почтительно, словно она опасалась нарушить хрупкое равновесие, которое вот-вот могло рухнуть окончательно. Ее вопрос, продиктованный, безусловно, заботой, прозвучал для меня как приговор. Помочь? Как можно помочь тому, кто только что рухнул в собственное недержание, будучи абсолютно беззащитным? Любая помощь в данный момент казалась лишь принудительным вытаскиванием меня из этой ямы унижения, лишь более явным обозначением моей слабости.
Я не ответила. Вместо этого я, превозмогая дрожь в коленях, медленно, с неимоверным усилием, поднялась. Мои ноги подкашивались, тело отказывалось подчиняться, но внутренний императив требовал встать, попытаться собрать себя воедино, сколько бы осколков ни осталось. Каждый миллиметр движения сопровождался новым, острым чувством отвращения – от ощущения влажной ткани, прилипшей к ногам, от запаха, который, казалось, теперь распространялся повсюду, от невозможности скрыть масштабы произошедшего.
Взгляд, поднявшийся с пола, встретился с глазами. Не было презрения, не было откровенного смеха – скорее, смесь удивления, растерянности и, к моему удивлению, какого-то сдержанного сочувствия. Но даже это сдержанное сочувствие было невыносимо. Оно словно бы говорило: «Мы видим. Мы понимаем. И нам очень жаль». Но понимание с их стороны не могло уменьшить мое собственное чувство вины перед самой собой, перед собственным телом, которое предало меня в самый неудачный момент.
Моментальное счастье, та чистая, неподдельная радость бытия, которая всего несколько минут назад казалась мне смыслом жизни, теперь была лишь горьким напоминанием о контрасте. Это было так, как если бы небеса даровали мне предвкушение эйфории, лишь для того, чтобы сбросить меня в самую сердцевину ада. Избавление от невыносимого обернулось новым, еще более жестоким испытанием, требующим силы, которой у меня, казалось, совершенно не осталось.
Я сделала еще один шаг, пытаясь уйти подальше от лужи, от этих взглядов, от самой себя. Каждый шаг был актом самопреодоления. Мои брюки, казалось, стали тяжелее вдвое, их ткань неприятно цеплялась за колени. Нога поехала по мокрому полу, и я снова потеряла равновесие, но на этот раз мне удалось удержаться, схватившись за стену. Этот короткий миг паники, когда мир опять пошатнулся, стал еще одним уколом стыда.
Я снова закрыла глаза, пытаясь снова найти ту внутреннюю тишину, то убежище, где я была одна, никто не видел, и где не было ничего, кроме покоя. Это было тщетно. Образ лужи, темного ореола на моих брюках, неотступно преследовал меня. Реальность, такая упрямая и беспощадная, отказывалась отступать. Она дала мне минуту, может быть, две, отдохнуть от своих тягот, погрузившись в сладкое забвение, но теперь требовала полного расчета.
Время остановилось. Я не знаю, сколько я так простояла, зажмурившись, думая, что если я не вижу, то, возможно, и меня не видят. Мысли путались. Я думала о том, как глупо это все, как нелепо. Я, взрослая женщина, в лифте, описалась. Перед двумя незнакомцами. И ещё упала в собственную лужу. Это звучало как худший анекдот. Я почувствовала, как что-то огромное, чего я так боялась, начало пульсировать во мне. Унижение. Абсолютное, безграничное унижение.
Слышались какие-то звуки. Шуршание. Может, они пытались отойти? Или прикрыть что-то? Я не осмеливалась открыть глаза. Я просто ждала. Ждала, когда эта кошмарная реальность закончится. Ждала спасения, которое казалось невозможным.
И тут я услышала голоса. Другие. Внешние. Звук поднимающегося лифта, но не нашего. Потом – голоса ремонтников. Они стучали в двери лифта, потом – открывали их.
Момент, когда двери распахнулись, был, пожалуй, самым страшным.
Мои спутники, кажется, отступили немного в сторону, насколько это было возможно в тесной кабине. И тут я почувствовала, как наружу хлынул поток света и посторонние взгляды. Ремонтники. Мужчины. Они застали эту картину.
Один из них, крупный мужчина в рабочей форме, придерживал дверь, а второй, помоложе, с инструментом в руках, смотрел прямо на меня.
Именно в этот момент я осознала весь абсурд и всю неловкость ситуации. Но в глубине души, под всей этой волной стыда, тихонько жило призрачное воспоминание о том невероятном, всепоглощающем облегчении. И, как ни странно, оно было самым приятным ощущением за последние полчаса.
Облегчение от того, что нас наконец-то спасают, смешивалось с новым витком паники при мысли о том, в какой ситуации меня обнаружат. Я попыталась как-то… ну, не знаю, придать себе вид. Прижать брюки. Сделать так, чтобы было менее очевидно. Но это было бесполезно.
«Ох», – сказал один, потирая затылок.
«Ну и ну», – добавил второй, глядя на меня, потом на лужу, потом снова на меня.
В этот момент я хотела провалиться сквозь землю. Хотела, чтобы лифт снова закрылся и отвез меня куда-нибудь очень далеко. Но он стоял открытым, а я – посреди этого всего. Сцена, достойная какой-то абсурдной комедии, но для меня – полной трагедии.
Я почувствовала, как щеки заливает краска. Все мое существо хотело спрятаться, но ноги не слушались. Я просто стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя на себе взгляды всех четверых – двух незнакомцев и двух спасателей. .
Каждое мгновение в этом лифте было пыткой. Но то мгновение, когда мое тело наконец сдалось- это было странное, запретное, но такое мощное облегчение. И теперь, когда все закончилось, когда ремонтники здесь, и этот кошмар близится к концу, я чувствую лишь опустошение. И, конечно, жгучий стыд, который, я надеюсь, со временем пройдет. Но я никогда не забуду это чувство. Чувство полного подчинения собственному телу, и невероятное, почти трансцендентное облегчение, которое я испытала, когда сдалась.
Едва заметный кивок ремонтников, и я, как тень, неуклюже двинулась прочь, ощущая каждый свой шаг, каждый сантиметр мокрой ткани, каждый взгляд, который, как мне казалось, провожал меня.
Наконец, я собрала все последние крупицы воли. «Мне нужно домой и постирать брюки», – промямлила я самой себе, пытаясь придать своему голосу хоть какую-то нормальность.
Мир, который только что казался таким прекрасным и полным покоя, превратился в арену моего личного, болезненного падения, и мне предстоял долгий, трудный путь к тому, чтобы снова обрести себя, собрать воедино осколки собственной гордости.
Дома я плакала. Не от физического дискомфорта, который довольно быстро миновал, а от глубокой, всепоглощающей обиды и стыда. Как такое могло случиться? Почему именно со мной? Меня терзали мысли о тех людях в лифте. Что они подумали? Были ли они брезгливы? Пожалели? Или просто проигнорировали, как нечто неважное? Это незнание было мучительно. Я боялась даже вспоминать об этом, но воспоминание, как назойливая муха, возвращалось снова и снова, заставляя меня краснеть и сжиматься.
Прошло полгода. Я стала вспоминать этот эпизод без учащенного сердцебиения. Появилось некое отстраненное понимание, что это было просто физиологическое происшествие, случившееся в очень неудачное время. Ведь такое может произойти с кем угодно. И самое главное, я поняла, что те люди в лифте и ремонтники, скорее всего, забыли об этом случае через час, а может, и не придали ему особого значения. Они тоже спешили по своим делам, со своими проблемами и заботами. Наше личное бедствие для мира – лишь мимолетное недоразумение. Надеюсь.

+3


Вы здесь » Сообщество любителей омораси » Рассказы » Застрять в лифте. Жесть и треш