Эта история в очередной раз вспомнилась мне совершенно внезапно, хотя это было очень яркое событие в моей жизни. Точно так же быстро я воплотил её в рассказ, пока не ушло вдохновение. Это реальная история, случившаяся со мной, только несколько приукрашенная. И простите за затянутую вводную, мне очень хотелось чтобы читатель полностью понял мое состояние тогда.
Потерявшийся во пограничье
Это было просто невыносимо! Ровный, как разделочная доска луг с аккуратно подстриженной травой. Сколько хватало глаз, до самого горизонта. И прямая, как стрела асфальтированная дорожка сквозь этот бесконечный луг. Сочная зеленая трава и бледно-голубое небо над головой, без какого либо светила. Но как же это осточертело! Вовка шёл сквозь этот одуряюще монотонный пейзаж уже недели 2 или 3, он точно даже не мог сказать. Всё тело болело, ноги уже шевелились с трудом. Создавалось впечатление, что кто-то связал между собой шнурки на его обуви. Но опустить голову, чтобы убедиться в этом, Вовка почему-то не мог. Она тут же становилась невероятно тяжёлой и удивительно, но пыталась выпрямиться вновь. Смотреть получалось только строго вперёд. Ну или немного вверх.
Ответа на вопрос, почему вдруг всё стало настолько до тошноты противно, не было. Это и пугало. А вдруг это и есть суровая реальность? А все те смутные воспоминания о, якобы, предыдущих 14 годах жизни, беззаботного детства под опекой любящих родителей - это всё плод воспалённого воображения. А на самом деле это всего никогда и не было.оя чуть утрированная история в больнице
Но нужно было идти дальше. Только так была хоть какая-то надежда дойти хоть куда-то. Все движения давались с трудом. То острая, то ноющая боль пронзали почему-то низ живота. Хотелось погладить то место, чтобы успокоить боль. Но руки будто бы тоже кто-то крепко держал и не давал ими ничего сделать. “Мама! Неужели тебя никогда не было в моей жизни? Помоги мне вырваться отсюда! Мне очень плохо”. “Мама…”, хотел хоть прошептать, хоть простонать парень, но вырывалось лишь какое-то невнятное мычание. Он понял, что просто не может разлепить ссохшиеся губы. Горло пересохло настолько, будто никогда в жизни Вовка не выпил ни капли воды. А может действительно, в этом реальном мире такой химической формулы как Н2О просто не существует?
Но вдруг что-то поменялось. Глаза заволок какой-то странный туман. Всё вокруг стало бело. И… послышался чей-то незнакомый мужской голос, который звучал будто из какой-то трубы:
- Ну через полчаса-час он придёт в себя. Если хотите побудьте пока с ним. Разговаривайте с ним, если начнет просыпаться.
“Да, побудьте со мной, разговаривайте! Кто бы вы не были. Как к вам подойти? Я ничего не вижу!” Но туман снова рассеялся и опять расстелилась бесконечная зелёная равнина. Неужели снова идти по ней? Неделю, две, четыре? 14 недель, 14 лет? Лучше не жить вообще!
Через долгое время снова пришло помутнение. Это радовало, хоть какие-то изменения, хоть какие-то внешние раздражители. На этот раз Вовка почувствовал прикосновение к своей щеке. И эту теплую нежную ладонь с длинными и тонкими пальцами он не спутал бы ни с чьей. Прикосновение этой ладони запечатлелось в сознании навсегда, с самого раннего детства. “Значит мама никуда не пропала! Значит она рядом! Пожалуйста, не оставляй меня в этом ужасном мире!” - но снова вышло лишь мычание сквозь запёкшиеся губы. Из глаз мальчика аж брызнули слёзы.
- Он сейчас очень захочет пить, но нельзя, ни в коем случае не давайте ему. Чисто смочить язык, горло, ложечку буквально. Лучше всего с лимоном.
“Дайте мне хоть ложечку воды! Опять равнина? Нет, я протестую, я просто никуда дальше не пойду, не сдвинусь с места, пока не вернёте мне маму!” Сколько недель при этом пришлось ждать не поддавалось счёту. Но когда Вовка было совсем отчаялся вырваться из плена этого до зубной боли нудного мира, вдруг снова он почувствовал все то же, такое родное прикосновение к щеке, которое сопровождалось таким знакомым, таким успокаивающим голосом:
- Вовчик, открой рот. Ну давай, ну чуточку, ты же молодец у меня.
Открыть рот было невозможно. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы разлепить губы и чтобы образовалась хоть небольшая щёлка между ними.
- Вот умница! Давай, глотай.
И тут произошло что-то яркое, как вспышка. Холодная и влажная ложка коснулась губ, а язык обволокло живительной прохладой. Яркий лимонный аромат ударил в нос, обволок всю ротовую полость, приятно обжёг горло. Это было такое наслаждение на фоне всего того однообразия, которое существовало вокруг уже неизвестно сколько времени. Даже туман стал каким-то другим. Он стал менее густым, что ли. Но сквозь него проглядывалась уже не зелёная пустыня, а длинный светильник и силуэт… И с этим силуэтом точно также невозможно было ошибиться. Конечно это была мама. Даже в таком жутком состоянии, на границе между реальностью и галлюцинациями, это было вполне очевидно. Её озабоченный взгляд был направлен Вовке прямо в лицо. В одной руке она держала стакан, а в другой ложечку.
- Давай, ещё раз, открой рот, ещё одну ложечку. Вот умница ты моя! Бедный мальчик.
Такой чудодейственный эликсир очень хорошо сказывался на когнитивных способностях паренька. Туман рассеивался все больше, но при этом, к радости, не появлялась вновь зелёная равнина. Вовка увидел ещё больше силуэтов. Правда они хаотично перемещались и были не чёткими. У Вовки сильно кружилась голова, его тошнило, но знакомые прикосновения и голоса успокаивали. Его ладонь оказалась между двумя чуть шершавыми ладонями, прикосновение которых тоже очень хорошо было знакомо с раннего детства. А очень знакомый мужской голос сказал:
- Вовка, всё хорошо, всё позади. Ты молодец, мужественно всё перенёс.
"Да какой там мужественно! А что, кстати, я перенёс?". Парень всё ещё не мог нащупать эту тонкую грань, где реальность, а где сон, а может и вовсе галлюцинации. Какой пространственно-временной континуум истинен?
И тут Вовка почувствовал, что вновь проваливается в другое измерение, вновь меняется картинка. Тяжёлые веки упорно не хотели разлепляться. Он крепко схватил державшие его за руки ладони и попытался пробормотать:
- Папа, держи меня. Я опять ухожу. Я не хочу, я устал, мне плохо.
Ответ родителя он так и не услышал. Вокруг была тьма. Впрочем тьма была недолго. В ней начали один за другим проявляться молодые парни и девушки в белых халатах. Все они, все 120 миллионов смотрели на абсолютно голого Вовку и по очереди хихикали.
"Тоже мне, будущие медики! Что смешного? Никогда голого подростка не видели?" Но все 120… нет, 240 миллионов студентов уже почти непрерывно хохотали. И этому не было ни конца ни края. Вовка сильно смущаясь пытался прикрыть ладонями свой "срам", но кто-то держал его за руки.
- Вовчик, давай ещё ложечку. Открой рот. Умница!
- Мама, дай мне весь стакан, я больше не хочу туда.
- Куда "туда"? Не, нельзя тебе всё сразу. Доктор так сказал. По-немножку…
К тому моменту Вовка уже уловил взаимосвязь, что ясность его мышления напрямую зависит от порции этой чудесной освежающей воды с лимоном. Рассудок и разум явно возвращались с каждым новым глотком. Парень даже вспомнил, что вот эта сцена со студентами-медиками вовсе не плод воспалённого воображения, а реальная ситуация из недавнего прошлого. Это было буквально вчера утром, когда в кабинете специалиста неожиданно оказалась стайка практикантов и врач вдруг решил на практике продемонстрировать им одно из отклонений растущего организма. "Стяните штаны, молодой человек", - распорядился медик и опешиевшему, красному до кончиков волос Вовке пришлось на 10 минут стать наглядным пособием для усвоения материала. Причём улыбка на лице некоторых девушек действительно присутствовала.
Ну а следующая ложка лимонной воды вернула воспоминания и сегодняшнего дня. В принципе, опираясь на сгущающиеся за окном ранние январские сумерки можно было бы высчитать, сколько часов назад это произошло. Но в данный момент ещё не до конца прояснившийся Вовкин разум не давал такой способности.
Главное, что парнишка вспомнил, это было несколько часов назад. Когда в их палату двое санитаров (парень и девушка) вкатили серую каталку. Назвав Вовкину фамилию парень распорядился, чтобы тот раздевался и укладывался на "транспортное средство". Мальчишка снял пижаму и всё ещё в нерешительности стоял в одних трусах.
- Давай, полностью раздевайся. Не задерживай нас, там ждут.
Вовка с недоумением бросил взгляд на огромное, во всю стену окно в соседнюю палату. Парень, угадав его переживания поспешил успокоить:
- Не бойся, никому не интересно твое "хозяйство".
Вовка всё же стянул с себя трусы и быстро улёгся на застеленную его же одеялом каталку.
- Повернись на бочок. - попросила мальчика улыбчивая санитарка-девушка. В ее руке при этом блеснул шприц.
- А что это? Зачем?
- Это чтобы ты не боялся. - по доброму, но без лишних подробностей пояснила молодая особа. И метко воткнула иглу в пухленькую филейную часть юноши.
- Ещё чего, ничего я не боюсь!
Вот тут Вовка говорил чистейшую правду. При том, что он не считал себя прямо уж смелым, но при этом у него абсолютно не было никакого страха перед предстоящей операцией. К ней его готовили около года. Он даже напротив, уже очень хотел, чтобы это произошло и он стал "нормальный", как и другие растущие мальчишки. Должно быть чётное количество... Итак сильно затянули с этим.
Пока каталку с Вовкой везли в операционный блок, парень чувствовал абсолютно необычные ощущения. Сначала ему захотелось познакомится с молоденькой санитаркой. Он даже пообещал посвятить ей стихи, хотя никогда в жизни стихов не писал. Девушка снисходительно улыбалась. Наверняка за свою непродолжительную медицинскую практику она не первый раз видела ребёнка под промедолом.
Ну а потом вдруг пацана накрыло ужасом. Нет, вовсе не перед лицом оперативного вмешательства. В одном из узких коридоров Вовка вдруг потерял пространственную ориентацию, его вестибулярный аппарат дал сбой и ему показалось, что он сейчас соскользнёт с каталки и со всей дури шмякнется о 3-метровый потолок. На полном серьёзе, мальчишка вцепился что было сил в скользкие края каталки и просил санитаров быть предельно осторожными. А потом требовал доказательств, что его привезли именно в операционный блок, а не в паталогоанатомию. И уже когда хирург попросил его самостоятельно перебраться на операционный стол (что под промедолом сделать оказалось не просто), после ещё одного более болючего укола в задницу, парень отключился окончательно. А дальше уже была бесконечная боль в паху и резиновый нескончаемый зелёный пейзаж.
- Ну что, вроде очухался. Как ты себя чувствуешь?
Средних лет дежурная медсестра склонилась над кроватью. Вовка уже более отчётливо различал тех, кто стоял рядом с ним. И уж точно уже понимал, что все что было раньше это был просто тяжелейший сон, под сильными препаратами. Конечно, ему всё ещё было очень плохо, кружилась голова, мутило, глаза так и пытались вновь сомкнуться.
- Мне плохо, я хочу пить. - простонал парень.
- Только не всё сразу. По глоточку. Нельзя пока тебе.
- Может уже можно развязать его? - спросил обеспокоенный папа
- Ну если уже проснулся, если уже вроде адекватно себя ведёт, то можно. - согласилась медсестра.
Вот оно что! Оказывается парнишку привязали к кровати. Вот почему так трудно давались движения в том мучительном сне, вот почему он не мог ничего сделать руками.
- Только смотри, не рви на себе повязки. Как твой шов?
- Болит.
- Ну ничего, потерпи. Быстро пройдёт. Если будет совсем невыносимо, скажешь, я тебе укольчик поставлю.
Пока папа отвязывал последний бинт, прочно фиксировавший правую ногу сына, мама начала собираться:
- Ну что, Вовчик, ты уже пришёл в себя, тебе лучше, мы пойдем уже, а то ещё дома дел много.
Но Вовка крепко вцепился рукой в мамино пальто и заныл:
- Нет, пожалуйста, не уходи! Побудь со мной! Я не хочу туда опять!
Из глаз градом потекли слёзы. Мама снова присела рядом и начала гладить ещё пока не достигшего полной гармонии с разумом сына по голове.
- Вовчик, ну чего ты? Ты уже большой. Всё позади, уже всё будет хорошо. Дальше ты сам справишься. Мы завтра придём тебя навестить. Вот, оставляю тебе стакан с водой. Сейчас даже добавлю, чтобы полный был. Тебе пока вставать нельзя. Бери, по ложечке, медленно пей. Тебе легче станет.
- Да, хорошо. - пискнул Вовка и ему самому стало стыдно за эту минутку слабости. “Действительно, чего я как маленький”.
Когда родители ушли Вовка немного грустно повздыхал. Потом решил все же еще раз промочить горло, потому что жажда его не отпускала и из-за этого немного мутило. Он осторожно взял с тумбочки оставленный стакан и выпил 2 ложечки подкисленной водицы. Они ушли как в сухой песок. И вот тут парень, не особо себя контролируя сделал то, чего делать не должен был. Он жадно приложился к стакану и сам не заметил как выпил его полностью и даже не поморщившись прожевал плававший в нем кусок лимона. “А, будь что будет!” Голова действительно стала значительно яснее, но веки снова потяжелели и юношу опять стало клонить в сон. Хоть он и боялся уснуть, чтобы избежать нудных мучительных сновидений, но это всё же произошло.
На сей раз Вовка вернулся в конец 2-й четверти и оказался в кабинете физики. За неестественно массивным учительским столом сидел Георгий Николаевич. Обычно добрый весельчак, на сей раз учитель физики выглядел очень хмурым и строгим. Он допрашивал нерадивого ученика на предмет каких-то там знаний. Вовка только хлопал глазами и даже не мог понять суть вопросов, не говоря уж о том, где бы он мог узнать на них ответы. Рассерженный физик кричал, что Вовка - оболтус и ничего не знает и ему нужно садиться и готовиться лучше. Но как готовиться и к чему он абсолютно не понимал. А тем временем физик снова гневно звал его к доске и задавал непонятные вопросы, ответов на которые у Вовки не было. Когда же цикл “оболтус-садись готовься-к доске немедленно” повторился примерно в 100-й раз мальчишка уже не выдержал и разрыдался:
- Чего вы от меня хотите? Оставьте меня в покое! Мне только что сделали операцию, у меня всё болит, мне очень плохо. Вы что, не видите? Отпустите меня в туалет, я сейчас описаюсь!