Эта часть (заключительная), как и две предыдущих (на них даю ссылку),

Четыре мушкетёра и миледи (трилогия)

посвящённая четырём бравым мушкетёрам и коварной миледи, была ранее опубликована на омо.ру, так что, возможно, кто-то и читал. Сюда, отдельно от тех двух, она помещена, так как в ней, наряду с МД, присутствуют и БД. Кто не гнушается чтением подобного материала - тем увлекательного чтения и (от них) побольше отзывов!

P.S. К сожалению, весь текст 3-й части не уместился в одно сообщение, пришлось разделить его на три (см.ниже).

Четыре мушкетёра и миледи - 3-й сезон.

Было около пяти часов пополудни и было ещё довольно светло, хотя темнело в этих краях рано и через два-три часа должны были сгуститься сумерки. Небо, несмотря на день, было пасмурным, словно предвещало свершение каких-то мрачных и, возможно, неправедных дел. Иногда дул пронизывающий ветер, гнавший по небу тучи, но периодически сквозь них проступало солнце и тогда казалось, что всё не так уж плохо. Такие переменчивые настроения, подстать погоде, охватывали как четырёх всадников, продвигающихся к деревне Ангенгем, где, по их сведениям, находилась миледи (правда, они не знали, где именно), так и саму миледи, действительно обосновавшуюся в этой самой деревне. Завтра она собиралась её покинуть и уехать отсюда далеко-далеко. Свою миссию она выполнила. Герцог Бекингем был мёртв, её злому гению – д’Артаньяну – был нанесён смертельный удар (душевный, не физический, но неизвестно, что страшнее) – его пассия, Констанция Бонасье, также благодаря ей теперь находилась в лучшем мире. Она отомстила. Правда, не совсем так, как ей хотелось, но на войне не всегда возможен выбор. Она была удовлетворена.
Сейчас, правда, в самой деревне её не было - она сидела в трактире, расположенном в Госкале – неподалёку от деревни, где обосновалась. Она после всех передряг и душевных волнений вдруг почувствовала сильный голод и решила перекусить. Впервые за последние недели-месяцы она не спешила. Ей некуда было спешить. Она так искусно замела свои следы, что разыскать её было практически невозможно. Практически… Она только в очередной раз не учла способности своих заклятых врагов (тех самых четверых мушкетёров) делать невозможное… Тем более – при той мотивации, что у них была. И ещё она не учла, что врагов, разыскивающих её, на этот раз было не четверо, а поболее…

Четыре всадника миновали Фромель. Это были д’Артаньян, Портос, Арамис и лорд Винтер. Атоса с ними не было. Перед самым Фромелем он оставил их, сославшись на неотложные дела, имеющие самое прямое отношение к грядущей «процедуре» и строго наказал друзьям ждать его в условленном месте. Он ничего не объяснил и друзья не требовали объяснений, всецело доверяя своему другу.
Было условлено, что, когда они доедут до заветной деревни, они по-тихому постараются (если получится) найти дом, где прячется миледи, общими усилиями восьми человек. Потом они дождутся Атоса и начнут действовать. Там, у Ангенгем, их должны были дожидаться слуги – Гримо, Мушкетон, Базен и Планше, которые давно обосновались в укромных местах с разных сторон деревни, прикрывая все «пути отхода», на случай, если миледи что-то заподозрит и решит удариться в бега. Тем не менее им строго-настрого было наказано не проявлять инициативы и ничем не выдавать своего присутствия (без крайней необходимости). Во-первых, по их сведениям, миледи была не одна в доме, где скрывалась – с ней находилось, по крайней мере, двое «телохранителей» - нет, скорее всего, это были не люди Ришелье, какие-то наёмные вояки – так, для страховки… Слуги же наших мушкетёров (по мнению своих хозяев, да отчасти это так и было на деле) не отличались сверхбоевыми способностями, равно как и умением «конспирироваться», и могли завалить всё дело, да и свои буйны головушки потерять… Кроме того  – и это было «во вторых» - миледи сама по себе могла перехитрить и переиграть самого дьявола и, заподозрив неладное, скрыться так, что искать её было бы уже бесполезно. В-третьих (и, возможно, это было самым главным!), как сказал Атос ранее – «эту женщину надлежит судить, а не убивать». А для этого требовался полный состав «судей» и соответствующая торжественная обстановка. «Наскоком» такие вопросы не решаются…
А в это самое время…

Миледи заказала себе роскошный (без преувеличения!) обед. Чрезвычайно сытный грибной суп, приготовленный исконно по-французски, с плавленым сыром, и щедро приправленный зеленью, жареная телятина с овощами, занимавшая блюдо таких размеров, что этим явством можно было, как она прикинула, насытить небольшой взвод из гвардейцев его высокопреосвященства… Но уж очень ей хотелось есть. Словно деяния последних дней-недель (и предшествовавшие также этому всему унижения, лишение свободы и т.д.) истощили до предела её женственную и тонкую натуру. И теперь это всё словно бы требовало компенсации на уровне тела и организма…
И ещё, несколько поколебавшись, она заказала у трактирщика графин анжуйского вина. Да-да, того самого, анжуйского… Которое приводило в тонус, который сейчас был ей так необходим. Да, однажды, в той самой трижды проклятой голубятне, это вино сыграло с ней злую шутку. Но теперь совсем другое дело – все опасности были уже позади… Бой был окончен и даже наряд её, в котором она восседала за столом, ничем не напоминал боевой – на ней был блузон и пышное платье, при ходьбе почти достававшее пол, и лишь, когда она поддёргивала его, были видны ноги в чулках и туфлях последней на тот момент моды. В общем, она расслаблялась…
На улице, у трактира, её ждали её телохранители. Собственно, так их можно было назвать лишь с натяжкой – два наёмных вояки, с виду достаточно малахольных, к тому же склонных к пьянству (как она определила – а в людях она умела разбираться!), отбившиеся в одном из местечковых сражений от своего полка – проще говоря, дезертировавших и теперь, соответственно, лишившихся своего военного жалованья и ищущих работы «по профилю». Которую они и получили в её лице. Боевая квалификация их (как она тоже определила на взгляд), также оставляла желать лучшего, но, как она считала, большего и не было нужно. В конце концов, думала она – самая большая неприятность, которая теперь грозит – это, что на неё, такую красивую и к тому же одетую отнюдь не в кавалерийские шаровары, а в изысканное платье, посмеют напасть с охальными целями какие-нибудь шатуны-распутники. Правда, у неё при себе был пистолет, да и кое-какими навыками ближнего боя (на бабьем уровне) она владела, и перехитрить она могла кого угодно, но… К чёрту. Надоело воевать… Ей вдруг захотелось переложить всю подобную работу на чужие плечи. Неважно, на чьи. Тем более, что самое опасное и трудное, как она считала, позади. А конспирация прежде всего. Эти два раздолбая точно никак не были связаны с её «делами» и не могли никому её «заложить», ни до, ни после. Одного взгляда на их тупые физиономии было достаточно, чтобы понять: для них важны только деньги. И выпивка…
Она покончила наконец с обедом и почувствовала себя сытой. Даже слишком… Периодически она запивала поглощаемую трапезу анжуйским вином, но, опорожнив стоявший перед ней графин где-то на треть, она вдруг решила, что хватит. Может быть инстинктивно, памятуя о событиях в старой голубятне… Тонус был достигнут и она, не без труда поднявшись из-за стола (да, давно её не охватывал такой приступ чревоугодия – образ жизни требовал поддерживать «спортивную форму»!) и оставив полный на две трети графин вина на столе, вышла на улицу, пыля юбками. Не без труда (опять-таки! по той же причине) взгромоздившись на свою, серую в яблоках, лошадь, она окликнула «телохранителей» и через мгновение они, все трое, направлялись умеренной, но бодрой рысью (не галопом, спешка была ни к чему) в сторону деревни Ангенгем.
В то время как наши доблестные друзья…

Они встретились в том самом месте и в то самое время, как и планировали. Примерно в одном лье от той самой деревни. И тут же, получив от д’Артаньяна, которого они все негласно считали старшим, несмотря на юный возраст, указание: «ждём Атоса», рассредоточились, как и было условлено раньше, вокруг деревни. Даже своего верного Планше, всегда державшегося рядом, гасконец отпустил «на позицию».
Это совпало с тем моментом, когда миледи с двумя попутчиками «тайными тропами», через лес, приблизилась к заветной деревне. Она опережала своих преследователей (о которых не догадывалась) где-то на четверть часа. Лошадей (всех трёх) они привязали у самой изгороди (это было ещё одной, хотя и не главной её оплошностью!) Заплатив спутникам, как и было условлено ранее, определённую мзду (чтобы поддерживать их мотивацию), она, строго-настрого наказав им не отлучаться далеко и не напиваться (впрочем, в этой глуши это было невозможно сделать, а при себе у них точно спиртного не было), вошла в дом. Дом принадлежал какому-то то ли сапожнику, то ли портному, такому же пропойце, как и её попутчики (впрочем, знающему своё дело, недурно зарабатывающему, не державшему жильё в запустении и - самое главное – одинокому); у него она останавливалась ранее, в процессе своих «дел» и теперь решила, что лучшего «перевалочного пункта» не сыскать. Хозяин отбывал по каким-то делам во Фромель и «сдал ей в аренду» жильё за щедрую (при своих доходах) плату на неопределённый срок. Впрочем, больше суток, как она считала, ей и не понадобится. В то время, как…
Д’Артаньян, как только отпустил «на позиции» всех товарищей по оружию, тут же занялся претворением в жизнь разработанного им в одиночку плана. Дав всем команду «ждать Атоса», дерзкий гасконец, сделав большой крюк, стал тихо, через лес, продвигаться к деревеньке.
Он искренне полагал, что у него к миледи счёт по жизни больший, чем у кого бы то ни было из всех его друзей. Нет, он не собирался убивать её сам, он помнил завет своего друга Атоса и никогда не ослушался бы его. Но захватить миледи должен был именно он. И он, именно он, единолично, должен был первым взглянуть в её глаза, в которых должен был прочитать ужас перед неотвратимым. Перед смертью… Именно в нём она, эта тварь, должна была увидеть грядущую смерть. Он справится с нею… Он легко с нею справится, несмотря на её подлость и коварство. Он сам умный, сам хитрый и к тому же охвачен жаждой мести. Нет – правосудия!!! Так точнее…
К тому же д’Артаньяну было известно чуть больше, чем остальным. У Кэт, бывшей служанки миледи, с которой они «пересекались» раньше, он выпытал (о методах умолчим) не только примерное будущее местонахождение бывшей хозяйки, но и масть её лошади. Серая в яблоках кобыла… И расплывчатые приметы её спутников, с которыми наблюдательная Кэтти, уволенная хозяйкой без выходного пособия, видела с расстояния десяти ярдов через изгородь. И даже услышала (вот умница!) обрывки фраз… «сначала в Госкаль, потом в Ангенгем, там сутки где-то пробудем…» Да, обиженная (особенно материально!) женщина, в любом возрасте – это сильная штука. Скольких людей уже сгубила жадность и неосмотрительность…
Он рассчитывал, что за такое короткое время миледи вряд ли сменила лошадь. Тем более, что, по «показаниям» Кэт, когда те трое приехали к дому, где перед этим они жили с миледи и она той прислуживала, все три лошади были сытыми и ухоженными. И (опять-таки по обрывкам фраз!) они их только что приобрели на каком-то постоялом дворе. Да и привычки миледи гасконец успел изучить. Эта особа ни за что не отправилась бы в дальний путь на голодной, измождённой кляче…
Местная топография также располагала к осуществлению его планов. Деревня, в которой предстояло «вычислить» миледи, находилась в своего рода долине, над которой возвышался холм. И лес, примыкавший к деревне, заканчивался как раз этим самым холмом и спуском с него, после которого, собственно и располагалась деревенька. Д’Артаньян, оставив своего коня у подножья холма, сам чуть не по-пластунски, сливаясь с землёй, забрался на него, добрался до края оного и припал к земле, скрывшись в густой траве. Теперь его видно не было, а деревня и все её дома, напротив, были у него как на ладони.
Четверть часа назад миледи сотоварищи выехали из этого леса, но (для конспирации) спустились к ней не с холма, а обошли его сбоку и, обогнув ближайшие дома, буквально «притираясь» к изгородям («телохранители» в упор не понимали, зачем такие сложности, но, мотивированные, не задавали лишних вопросов) въехали на конях в деревню «с тыла». С той стороны, наоборот, был не лес, а огромное поле, просматривавшееся на много вёрст и миледи, окинув опытным взглядом пространство («охране» она не доверяла) и не заметив ничего подозрительного, махнула попутчикам рукой и они по проулочкам доехали до заветного пристанища. После чего, как уже говорилось, привязали у изгороди лошадей и миледи вошла в дом. Её «попутчики» же остались во дворе, получив распоряжение «смотреть в оба», впрочем, довольно «поверхностное». И, словно проникнувшись «несерьёзностью» ситуации, тут же стали «смотреть в оба». Только совсем по другой части…
По дороге миледи (видимо, окончательно расслабившись), неосторожно поведала своей «службе безопасности» о пристрастиях хозяина дома, ныне находящегося в отлучке. Что тут же прочно запечатлелось в памяти двух пропойц-дезертиров. У человека, живущего в такой глуши и одновременно склонного к пьянству, должен быть в доме (или при нём) винный погреб или, по крайней мере, какое-то мини-хранилище спиртного. Не ездит же он каждый раз за этим в Госкаль или Фромель, когда «трубы горят»! А с собой у них спиртного не было, «хозяйка» запретила строго-настрого. Но теперь…
Миледи же в последний час, пока они продвигались к Ангенгем, окончательно «отринула» присущее ей чутьё и ощущение опасности. Впрочем, этому была и ещё одна причина. Желудок её, привыкший доселе к гораздо меньшим «нагрузкам», после такого сытного обеда стал уже в начале пути напоминать о себе тяжестью и дискомфортом. Нет, расстройства желудка миледи, слава Богу, не чувствовала, но давление в кишечнике было ощутимым, а по мере приближения к Ангенгем стало просто невыносимым. Да, не надо было ей так наедаться в том трактире… Ко всему, по дороге они чуть не столкнулись со спешившим им навстречу по дороге отрядом всадников, одетых (как она успела заметить) в мушкетёрскую форму, и, следовавших, судя по всему, во Фромель. И в последний момент, словно загнанные звери, успели метнуться на своих лошадях и притаиться в ближайшей (оказавшейся весьма кстати) низине. Тут их интересы совпадали. Дезертирам было совсем ни к чему сталкиваться вообще с какими бы то ни было военными. А миледи и вовсе прошиб холодный пот, когда она представила, что среди этих мушкетёров (что это мушкетёры, она успела разглядеть!) могли находиться её заклятые враги и ненавистники. Но всё обошлось… Тем не менее им пришлось провести в укрытии лишних где-то четверть часа и всё это время миледи давление в кишечнике периодически напоминало о себе. То приливало, то отливало… Миледи мучилась. Находились они все трое рядом, ниша, куда они скрылись, была небольшой и даже, пардон, выпустить газы миледи, такая утончённая и вместе с тем надменная и холодная аристократка, коей она себя представляла перед спутниками, не могла себе позволить. Поэтому мучилась она несказанно.
Но теперь она, наконец, была дома. В каком-то смысле. И, когда она, тяжело вздохнув, опустилась на потёртую кушетку (служившую, видимо кроватью портному-сапожнику), вдруг пришла какая-то лёгкость. И на душе, и в животе. Да-да, словно «отвалило» всё куда-то, отхлынуло на время. Видимо, физиология в последний час усугублялась ещё и «психикой», а теперь «отпустило». И даже потребность выпустить газы тоже куда-то «испарилась». Миледи, доселе собиравшаяся сразу по приезде посетить дощатую уборную, стоявшую неподалёку от дома, теперь, словно забыв об этом, растянулась в своём великолепном одеянии на кушетке. Надо обдумать дальнейшие планы, не спеша и тщательно. Хотя сортир, конечно же, некоторое время спустя придётся всё же посетить…
Странно, но выпитое ранее анжуйское вино словно бы и не напоминало о себе. Хорошо, что не выпила она его слишком много… Или, может быть, просто общая тяжесть внизу живота как-то заставляла забыть о постепенно накапливавшемся давлении и в мочевом пузыре тоже… Ладно, к чёрту физиологию. В туалет можно и позже сходить, она, слава Богу, сейчас не на приёме у кардинала и не в плену у братца Винтера. Она сама себе хозяйка. Она всех одолела, всех перехитрила. И предстоит завершающий этап.
Она и не подозревала, что полчаса назад…

Атос встречался с одним человеком. Без которого грядущая «процедура» просто не могла состояться в том виде, в котором должна была состояться. Встреча происходила при небольшом монастыре, возле часовни (внутри подобного заведения Атос, бывший граф де ля Фер, будучи к тому же человеком набожным, ни за что не стал бы обсуждать подобные «проекты», пусть и совершаемые во имя самых благих целей – избавить мир от фурии…) Они холодно и методично обсудили детали операции и «стоимость расходов», словно речь шла о купле-продаже лошади или чего-то в этом роде. После чего вышли за ограду монастыря и (Атос сразу вскочил на своего скакуна, а собеседник его молча сходил куда-то и вернулся, уже переодетый в чёрный плащ и с прикрытым чёрной маской лицом, ведя под уздцы коня, на которого тут же взлетел птицей) бодрой рысью оба направились в сторону Госкаля.  Спустя некоторое время рысь перешла в галоп. И всю дорогу Атосу, несмотря на все треволнения, связанные с «операцией», сверлила мозг одна-единственная мысль: «Где-то сейчас мой друг д’Артаньян и о чём он думает?»

Д’Артаньян же, припав к холму, на котором находился, словно просканировал взглядом все дома в деревеньке Ангенгем, лежавшей перед ним, как уже говорилось, как на ладони. И практически сразу обнаружил, что искал. Три лошади (одна – та самая, серая в яблоках!) были привязаны к изгороди одного из домов. Да, ошибки быть не может.
Крадучись, юноша-гасконец спустился с холма и обогнув деревню точь-в точь по тому же пути, что и те трое (да, военный опыт у всех одинаков!) приблизился к домам со стороны поля. Дом, где скрывалась миледи, был от поля третьим и изгородь с лошадьми была видна уже с поля. Он уже собирался приступить к более решительным действиям, как вдруг, словно кошка, прыжком упал в траву и растянулся, прильнув к земле. Из дома (того самого!) вышел один из охранников миледи и подошёл к своей лошади. Он долго рылся в мешке, привязанном к седлу и наконец достал из него какой-то инструмент, что-то наподобие увесистой железяки. Д’Артаньян подумал: -«Уж не этим ли он собирается защищаться от возможного противника, имея при себе шпагу, а скорее всего и пистолет?» Он и не догадывался, что «инструмент» этот понадобился двум «воякам» для того, чтобы взломать винный погреб, который они, руководимые опытом и чутьём, конечно же в итоге обнаружили при доме хозяина. Пока «хозяйка» «отдыхает» в доме…
«Телохранитель» удалился за изгородь, во двор, а юноша лежал, не смея подняться и изредка осторожно поднимал голову из травы, убеждаясь, что нет больше «шевелений». Он слабо представлял, как поведёт себя, если будет какая-нибудь «внештатная» ситуация. Например, миледи (одна или не одна) вдруг выйдет из дома, вскочит на лошадь и галопом помчится отсюда. Помчится догонять её на своих двоих? В этом случае он всё же надеялся на своих семерых друзей, включая слуг, которые, как он надеялся, добросовестно «бдели» и в случае чего способны были заметить бегство той троицы и догнать оную… Уж с двумя-то они справились бы. И захватили бы эту тварь…
Или всё-таки он допустил какой-то просчёт, те его заметили и решили принять меры, «вооружившись» дополнительно таким вот образом? Но долго мучиться сомнениями и терзаниями было не в характере гасконца и он после пяти-десяти минут неподвижного лежания в траве вновь когда по-пластунски, а когда и выпрямляясь, короткими перебежками, стал продвигаться к заветному строению. Но не со стороны ворот, где были привязаны лошади, а с прямо противоположной, куда не выходили окна дома, а находилось что-то вроде сарая и поленницы с дровами. Всё это должно было послужить юноше укрытием и маскировкой. Природные качества воина, а также опыт, приобретённый в сражениях при Ля-Рошеле и прочих, теперь весьма пригодился.
И во время одной из таких «перебежек» его мозг (словно бы совсем некстати) пронзила мысль: -«Где-то сейчас мой друг Атос и о чём он думает?»
А в это время его друг Атос…

Вместе с человеком, с которым не так давно он обсуждал дела при часовне, Атос вошёл в госкальский трактир. Тот самый, который за полчаса до этого посетила миледи. И, выбирая себе свободный стол, чтобы перекусить перед ответственным мероприятием, наткнулся взглядом на опорожненную (правда, всего лищь на треть!) бутыль тёмно-красного вина. Сорт его Атос с ходу не смог определить. Тарелки со стола были уже убраны и лишь вино осталось. Трактирщик был просто в замешательстве, не зная, что делать с таким «подарком». Уж что-что, а спиртные напитки разного рода посетители всегда «употребляли» до конца. Сам же он, блюдя профессиональный кодекс, «на работе – ни-ни…»
Атос, как истый мушкетёр, не любил «халявы» и деньги у него были, даже после всех расчётов с попутчиком, но что-то помимо его воли заставило его буквально плюхнуться за этот самый стол и грубовато спросить кстати подошедшего трактирщика:
-«Это можно выпить?»
-«Да, пожалуйста», - вежливо, как и подобало отвечать людям при оружии, ответил тот. –«Денег не нужно. Вино оплачено. Одна милая дама заказала и не допила.»
-«Дама?» - рассеянно переспросил Атос. В тот момент ему почему-то даже не пришло в голову подумать о миледи. В его мыслях она находилась в определённом месте, там. В деревне Ангенгем. И он не сопоставил…
-«Закусывать будете, сударь?» - так же вежливо поинтересовался трактирщик.
Атос так же рассеянно помотал головой. Аппетит вдруг куда-то пропал. Ему вдруг захотелось напиться до умопомрачения, как он это делал в минуты «чёрной меланхолии»… Но нет, дело ещё не сделано. И он, сделав сначала ма-аленький глоток из графина (свежа в памяти была история с отравленным вином и смертью невинного бедняги Бризмона!), после приложился к нему капитально. Он поглощал напиток прямо из горла (анжуйское, чёрт подери – самое нелюбимое его вино, гвардейский напиток, к тому же сильно мочегонный), но без разницы – вроде не отравленное на сей раз и, главное, от него не пьянеешь, а это как раз сейчас то, что надо. Для тонуса… И шут с ней, с едой. Сейчас он допьёт и они двинутся. К подвигам. Вдвоём. На подмогу друзьям…
Человек в чёрном плаще всё это время, словно изваяние, стоял у входа в трактир и ждал, не вымолвив ни слова. И, когда Атос, наконец вылил в себя последние капли содержимого графина и поднялся из-за стола, он, также молча вышел из трактира и пошёл к своей лошади.
Через несколько мгновений они продолжали свой путь.
А в это время…

Двое «телохранителей», проникшие в сарай (тот самый, со стороны которого к дому подбирался смелый гасконец), после умелых поисков обнаружили там истёртый ковёр, под которым скрывался ход в подпол. Где, конечно же (они в таких вещах не ошибались!) хранилось спиртное. Оставалось только взломать… И после того, как один сходил за инструментом, специально предназначенным для таких вот целей, оба с воодушевлением принялись за дело. Вскоре замок на деревянной крышке, ведущей в подпол, был взломан и они проникли туда. Да-а, ошибки быть не может. Вот они, родимые… О, да он пропойца-коллекционер! Тут тебе и «Бордо», и анжуйское, и бургундское, и шампанское, и даже провансальское «Каберне Совиньон»! И ещё всякое-разное…
Они, взяв по бутылочке, осторожно (не выйдет ли из дому «хозяйка»?) зашли сбоку сарая и примостились так, чтобы виден был выход из дома, а их самих чтобы в случае чего «госпожа» за высокой порослью, растущей здесь в изобилии, не увидела. И после чоканья бутылками и тихих символических тостов типа: -«За нас, за наш фарт и чудом свалившееся счастье…» они приступили к опорожнению сосудов.
Тогда как миледи…

Миледи после должного релакса на кровати переключилась на практичные мысли. Она ещё не решила, куда именно собирается бежать. В «родственную» и одновременно вражескую Англию? Или в Испанию? Или, может, уехать куда-нибудь в отдалённый уголок Франции и затаиться там? К последнему варианту её склоняло то, что у неё здесь находился малолетний незаконнорожденный сын, находившийся, правда, на чужом попечении, может быть, не очень-то ею и любимый, но всё же… Она дала себе слово обеспечить его будущее, а для этого, как и для обеспечения собственной безопасности, возможно, ещё потребуется прибегнуть к помощи Ришелье. В конце концов он ей стольким обязан… Правда, главный «участок» - история с подвесками королевы – развалился по вине этого негодяя д’Артаньяна. Ему она со временем отомстит. По-настоящему. То есть убьёт его. Может, перебив перед этим всех его дружков-мушкетёров…
От этих кровожадных мыслей её отвлекли физиологические позывы, вновь напомнившие о себе. Ей, пардон, банально хотелось какать. Съеденный сытный суп вкупе с телятиной и овощами уже давил на кишечник так, что… Она понимала, что для избавления от этого бремени ей придётся выйти из дома и продефилировать перед этими двумя, с позволения сказать, охранниками, обосновавшимися где-то во дворе. К дощатому строению, находившемуся в дальнем углу квадратного участка, противоположному тому, где сарай. И это дощатое строение было скрыто от посторонних глаз чем-то вроде огородки из воткнутых в землю длинных палок в человеческий рост, увитых плющом. Хозяин дома был эстетом… Таким образом «посетитель», прежде, чем зайти в туалет, попадал во что-то типа «предбанника» и сортир своим малахольным видом не портил общий вид уютной дачи-шале…
Она вышла из дома, по возможности грациозно ступая сначала по крыльцу, а потом по земле, мимо грядок с каким-то овощами и деревцев с какими-то там фруктами. Сапожник-портной по совместительству был ещё и садоводом… Оглянулась, но «охраны» не увидела. Заныкались куда-то, твари… Ну оно и  к лучшему. Ни к чему им наблюдать её путешествие в сортир. Не слиняли бы, придурки, совсем… Как с фронта ранее… Хотя, нет, ещё не выплаченная, но обещанная к вознаграждению сумма должна была их удерживать от такой глупости. Скорее всего, наблюдают откуда-нибудь, уроды… Ну и пусть. Что естественно…
С таким мыслями миледи дошла до строения, увитого плющом. Вошла в тенистый коридор из плюща и, отворив скрипучую деревянную дверь, вошла в туалет. На неё тут же пахнуло всеми соответствующими запахами  и рой мух, находящихся в любом деревенском сортире (при любом «эстетизме» хозяев!) тут же тревожно взметнулся и закружился, загудев, как реактивная турбина. Миледи, брезгливо отмахнувшись от них, обернулась и заперла дощатую дверь на щеколду. Щеколда в этом сортире (при том, что хозяин жил один!) несмотря ни на что, имелась, правда, достаточно символическая – просто накидной брус. Но закрыться надо. Шут знает, что может быть на уме у этих самцов-ублюдков… «На воле» она справилась бы с ними одной левой, но женщина, справляющая нужду, практически беззащитна в этот момент. А оружия никакого, в том числе огнестрельного, она с собой «на такое дело» не взяла, как-то не подумала. При обычных обстоятельствах это было бы смешно. Воистину, этот день был днём её ошибок. Роковых ошибок…
Она ещё раз кинула взгляд на щеколду (надёжна ли?) и взобралась на дощатое вовышение, подобрав юбки и обнажив грациозные ноги в чулках. Повернувшись к двери, она убедилась, что на противоположной стенке висит что-то вроде кармашка, куда были воткнута стопка листков туалетной бумаги. Всё, как положено…
И она, вздохнув, подобрала юбки максимально высоко. Почти до подмышек, стараясь не запачкать их обо всё это. И открыв при этом свои в меру полноватые, изящные ягодицы и поросшую волосами промежность. Брить интимные места, как несколько веков спустя, тогда было не принято. Миледи (кстати говоря, давно пребывавшая в силу своего «боевого» образа жизни без регулярного секса) и периодически в минуты уединения лишь любовавшаяся на себя голую, сейчас ужасно захотела взглянуть на то самое своё место, но пышные юбки не позволили ей это сделать. К тому же позыв кишечника вновь напомнил о себе. И она уселась над дыркой, широко расставив ноги в туфлях последней на тот момент моды и задрав в очередной раз юбки максимально возможно.
Расстройства желудка у неё не было. Скорее наоборот. Напрягшись и почти изнывая от боли, вызванной давлением в животе, она выпустила газы и приступила к основной части процесса. То есть к выталкиванию наружу того, что накопилось. И это, несмотря на предшествовавшие позывы, оказалось не так просто…
Запоры были хронической проблемой миледи. Может, потому, что в силу своего образа жизни ей приходилось постоянно пребывать в нервном напряжении, а может, по какой другой причине… Как бы то ни было, она, расставив ноги максимально широко и подавшись корпусом вперёд, с трудом, по миллиметру, выдавливала из себя съеденный перед этим обед, материализовавшийся в виде здоровенной фекалии. Которая упорно не желала покидать уставший и измученный, жаждущий освобождения организм хозяйки… Словно вся её бурная и неправедная жизнь, страсти и противоречия, ненависть и мятежный дух скопились в этой колбасине, которая  медленно, словно нехотя, но всё же постепенно выходила наружу.
Странно, но выпитое тогда же, за обедом, анжуйское вино практически не давало о себе знать. В перерывах между «потугами» кишечника миледи пыталась делать то же самое в отношении мочевого пузыря, но лишь однажды пролилась тоненькая струйка… Писать не хотелось совершенно. И миледи вновь сосредоточилась на «больших делах».
Она и не подозревала, что в это самое время…

-«Франсуа», - сказал один из «телохранителей» другому, в очередной раз отхлебнув из второй распатроненной бутылки («первые», уже выпитые, валялись на траве), я бы, пардон, облегчился. Сортир ведь там?» - и он мотнул головой в противоположную сторону «участка».
-«Сортир-то там», - лениво, врастяжку, словно нехотя, ответил тот, кого звали Франсуа. –«Только я тебя, Жорж, разочарую… Я вот только что – с моего места хорошо-о-о видно – лицезрел, как наша несравненная госпожа-работодательница только что туда завалилась. Так что придётся тебя потерпеть мало-мало», - и он зашёлся смехом, напоминающим утиное кряканье.
-«Да ну тебя», - отмахнулся Жорж. –«Ждать ещё… Я вот… здесь прямо щас…» - и он, поднявшись, уже не совсем твёрдым шагом отошёл на пару ярдов от приятеля, приблизившись к изгороди и потянулся к штанам с явным намерением вытащить своё хозяйство и опорожниться.
-«Э, а ну-ка стой!» - почти крикнул Франсуа, но всё же полушёпотом, о конспирации он и в подпитии помнил. Вообще в этом «дуэте» он был неформальным лидером и всегда (в пределах собственного разума) направлял дурные порывы приятеля в нужное русло.
-«Ты чего, рехнулся?» - продолжал он; Жорж, уже практически готовый к облегчению, удивлённо повернулся и замер. –«В двух шагах… Чтобы мне тут дышать хренью этой… Не слышал принцип такой – где живут, там не гадят?… Да и с улицы, вон, могут наблюдать, из окон домов – внимание сразу привлечём… Что за воины при оружии, которые гадят на территории дома, где проживают? Значит, залётные какие или беглые; донесут в ближайшую комендатуру или куда там, и сюда нагрянут… А нам неизвестно, сколько времени тут пребывать… И хозяйка по головке не погладит, и денежек лишимся и вообще…» - он многозначительно покачал головой, имея в виду, конечно же их собственный «нелегальный» статус и последствия в случае поимки. Трибунал как минимум…
-«Давай вон туда…» - он мотнул головой вдоль изгороди, в тот угол участка, который не был занят ни домом, ни сараем, ни сортиром, увитым плющом, ни грядками, расположившимися посередине дачи. Сортир был наискосок, а в том углу, куда кивнул Франсуа, обильно рос кустарник, в котором можно было укрыться для любых, в том числе интимных дел.
И Жорж, пошмыгав носом и заправив всё обратно, трусцой направился туда, куда было сказано. К мнению напарника он всегда прислушивался.
Франсуа же, оставшись один, вновь приложился к бутылке. Даже не подозревая, что в этот самый момент…

Д’Артаньян приблизился к изгороди как раз в том месте, где (с внутренней стороны) начиналась поленница с дровами. Он слышал голоса, они раздавались где-то рядом, но он не мог понять, где. Юноша боялся обнаружить себя раньше времени, это могло поломать весь план. Поэтому он припал к изгороди, словно слившись с нею, и прислушивался. Он услышал последние фразы:
«…не слышал принцип такой – где живут, там не гадят?… Да и с улицы, вон, могут наблюдать, из окон домов – внимание сразу привлечём… Что за воины при оружии, которые гадят на территории дома, где проживают? Значит, залётные какие или беглые; донесут в ближайшую комендатуру или куда там, и сюда нагрянут… А нам неизвестно, сколько времени тут пребывать… И хозяйка по головке не погладит, и денежек лишимся и вообще…» И после кратковременной паузы: -«Давай вон туда…»
После чего последовали нетвёрдые удаляющиеся шаги. Видимо, в туалет направился, решил гасконец.
Около полминуты он стоял, прильнув к изгороди. После чего, буквально не дыша, осторо-о-ожно выглянул поверх, молясь, чтобы этот оставшийся на месте «воин» не смотрел в этот момент в сторону изгороди. Но всё равно, подумал гасконец, в этом случае я окажусь быстрее – перемахну через забор и заколю его. Но может успеть крикнуть… Нельзя этого допустить. Миледи, судя по всему, находится в доме. Слава Богу, на сторону сарая окна не выходят…
Всё это пронеслось в его голове мгновенно и юноша не стал утруждать себя долгими раздумьями. Он предпочитал действовать. И, убедившись, что не находится в поле зрения врага (более того – вообще никого не увидев!), обнажил шпагу и сделал пару шагов назад вдоль изгороди, чтобы запрыгнуть на участок в районе поленницы и, стелясь уже вдоль сарая, напасть на врага внезапно. Враг находился, по интуиции гасконца, сбоку сарая. Тем более, что с той стороны, как успел заметить д’Артаньян, росли кусты и именно за ними, надо полагать, укрылись эти двое от глаз миледи, для совершения греха под названием пьянство.
Франсуа, сделав очередной большой глоток вина и поставив бутыль на траву, довольно причмокнул и вытер губы ладонью. Жизнь была прекрасна и счастье само плыло в руки. Кстати, и самому пора бы последовать примеру Жоржа и облегчиться… Самому можно и прямо здесь (он хохотнул про себя). Что позволено Юпитеру… И он, поднявшись, развернувшись лицом к изгороди и взявшись за штаны, как давеча его напарник, вдруг удивлённо крякнул, увидев в шаге от себя человека в мушкетёрской форме с обнажённой шпагой. Коим, конечно же, оказался д’Артаньян.
Мушкетёр войск его величества не утруждал себя излишними сантиментами типа: «Сударь, приготовьтесь, сейчас вы умрёте». Он просто возил с ходу свой острый клинок в сердце Франсуа. И, когда спустя мгновенье тот упал (удивление, даже не испуг, навеки застыло в его глазах и было последним его чувством в этой грешной жизни), д’Артаньян, наскоро вытерев клинок об одежду убитого, не теряя времени, вновь перемахнул через забор на улицу и огляделся вокруг. По счастью, «с улицы и из окон домов», вопреки прогнозам Франсуа, никто не наблюдал. Вроде… И гасконец, держась как можно ближе к земле и так же стелясь вдоль изгороди, побежал, огибая участок, периодически поднимая на миг голову над изгородью и стараясь не упускать из виду строение туалета, огороженного «плющевой оградой». Он был уверен, что второй охранник находится там и хотел перепрыгнуть забор именно в месте, где туалет. Чтобы «подловить» врага на выходе из туалета (или прямо в нём  - если у того «процесс» затянется). Чтобы потом вплотную заняться главным «объектом» - миледи.
И даже не предполагал, что в этот момент внутри сортира…

Отредактировано Cabaliero (10-08-2019 22:50:02)