В школе «Свiтанок» царила осенняя скука. Два третьеклассника, Тарас и Богдан, были главными инженерами по части этой скуки. Их вечно ставили в угол, а сегодня в качестве наказания за запуск бумажных самолётиков с балкона актового зала, их отправили на «трудовое воспитание» — помогать на кухне.

Олёна Даниловна, повариха с лицом, как у варёного пельменя, поручила им протереть полки в кладовке. Работа была дурацкая, пыльная.

— Вот, кормят нас этой бурдой, — бурчал Тарас, швыряя тряпку в ведро. — А мы тут, как зэки, пашем. Вчера в супе одна картошка и вода. Мясо там найти — это как клад откопать.
—Ага, — поддакивал Богдан. — Хоть бы однажды сюрприз был. Настоящий.

И тут, в душной кладовке, посреди запаха лаврового листа и старой картошки, в голову Тараса пришла Идея. Не просто гениальная, а атомная.

—А давайте им устроим сюрприз? — его глаза блеснули озорным огоньком. — Настоящий. Прямо в суп.

Богдан сначала не понял. Потом понял. Его лицо прошло путь от непонимания до ужаса, а затем остановилось на восторженном садизме. Это был идеальный акт возмездия системе.

План был прост. На плите булькала огромная, как цистерна, кастрюля с гороховым супом. Повариха ушла в подсобку за хлебом. Момент был идеален.

Акт диверсии.

Они подкрались к кастрюле. Пар от неё шёл густой, с запахом гороха и копчёностей.

—Кто первый? — прошептал Богдан, уже расстёгивая ширинку.

—Решим на месте, — Тарас стянул штаны. — Главное — метко.

Опираясь руками о тёплый борт кастрюли, они приняли нестабильные позы. Напряглись. Тишину кухни нарушило лишь негромкое клокотание супа и сдавленное урчание двух юных кишечников, возмущённых скудным школьным пайком.

Процесс был не быстрым и требовал концентрации. Тарас, краснея от натуги, произвёл на свет несколько компактных, плотных «фрикаделек», которые с глухим плеском утонули в гуще. Богдан, напротив, выдал один, но крупный и плавающий экземпляр, похожий на оплывшую бревно. Их «творения» медленно погрузились в горячую массу, лишь на мгновение показавшись на поверхности, прежде чем густой гороховый суп скрыл их от глаз. Цвет и консистенция были почти идеально замаскированы под общую бурду.

Они быстро привели себя в порядок и, стараясь дышать ровно, ретировались обратно в кладовку.

Час спустя по школе прокатился звонок на большую перемену. Запах горохового супа заполнил все коридоры. В столовую начал сходиться народ.

А в самом конце, с важным и усталым видом, зашёл сам Директор. Володимир Миколаевич. Человек с лицом гранитной глыбы. Его боялись все. Он считал своим долгом раз в неделю питаться вместе с народом.

Олёна Даниловна, завидя его, суетливо налила ему тарелку супа из самой середины кастрюли, подала с двумя кусочками чёрного хлеба. Володимир Миколаевич уселся за свой отдельный столик, вздохнул и, раскрыв газету, приступил к трапезе.

Он зачерпнул полную ложку, подул и отправил её в рот. Жевал задумчиво, чувствуя стандартный вкус: пресный горох, солёный бульон, луковая кислинка. Потом зачерпнул вторую. И вот тут его челюсть замедлила ход. Ложка наткнулась на что-то большое. Он вытащил изо рта некий крупный, коричневатый, мягкий кусок — тот самый «подарок» Богдана.

Прозрение.

Он положил его на край тарелки и внимательно изучал. Это было похоже на жилистое, плохо проваренное мясо, но... не то. Слишком пористое. Слишком... ароматное. Он поднёс его к носу. Сладковато-горький, насыщенный, абсолютно однозначный запах, знакомый каждому живому существу, ударил ему в ноздри. Запах человеческого кала, усиленный и «раскрытый» горячим гороховым супом.

На его лице было сначала просто недоумение, потом медленное, леденящее душу прозрение. Его взгляд перешёл с находки на тарелку, потом на кастрюлю, потом на испуганное лицо Олёны Даниловны. Он понял ВСЁ. Во рту у него стоял тот самый вкус — сначала мучной и пресный, как горох, а потом проступил настоящий, жгучий, невыносимо-дерьмовый привкус, который уже нельзя было ни с чем спутать.

В столовой воцарилась могильная тишина.

А потом Володимир Миколаевич изменился в лице. Он стал цвета спелой свёклы. Медленно, с королевским видом, он встал, положил газету на стул и, не сводя горящих безумием глаз с кастрюли, изрёк хриплым, сдавленным голосом, от которого у всех застыла кровь в жилах:

— КТО. ЭТО. СДЕЛАЛ????!!!!

В школе настал тот самый [Цензура]. Отменены все уроки. Учеников срочно по классам. Учителя бегают с перекошенными лицами.

В кабинет директора, из которого доносился рёв, похожий на звук взлетающего реактивного самолёта, поочерёдно вызывали:

1. Олёну Даниловну. Она рыдала, клялась, что суп был чистый, и винила «этих шалавых пацанят».
2. Завучей. Они стояли по стойке «смирно» и молча принимали на себя ураганный поток мата и угроз увольнения «по статье».
3. Школьного врача. Ему было приказано немедленно обследовать директора на «предмет заражения всем, чем можно».

Была вызвана милиция и санстанция. Приехали люди в форме и в белых халатах. Кастрюлю изъяли как вещдок. В столовой был объявлен карантин.

Тараса и Богдана нашли быстро. Сначала они держались молодцами, но когда на них накричал не директор, а опер с целым ворохом страшных слов вроде «массовое отравление», «хулиганство» и «осквернение пищепродуктов», дух бунтарья в них сдулся, как проколотый шарик. Они во всём сознались, рыдая и перебивая друг друга.

Их ждало немедленное исключение. Их родителей вызвали «на ковёр» к самому Володимиру Миколаевичу, где им были предъявлены счета за моральный ущерб, экспертизу и починку мебели в кабинете (директор после инцидента разбил там несколько стульев).

Школа ещё долго приходила в себя. Легенда о «супе с сюрпризом» стала частью школьного фольклора, передаваясь из поколения в поколение шепотом, с ужасом и восхищением. А Тарас и Богдан поняли главное: некоторые бунты против системы заканчиваются не романтично, а очень, очень вонюче.

Отредактировано Vindewar (19-10-2025 18:16:33)