Мой первый и, я думаю, не последний рассказ по теме.
Я в каком-то смысле обожаю интеллегентных людей. Но именно таких, знаете, неземных, которые от прямо употребленного в речи слова "секс" в обморок падают... Да у них со многим похожие проблемы. Вот как по мне – что естественно, то не безобразно. Или вот, к примеру, нормальные люди прямо могут сказать, что, мол, ухожу, но обещаю вернуться – всем понятно, зов природы, чего уж. А эти образованные чудики сидят, терпят – ну умирают просто, а вида не подают и из-за какой-то идиотской принципиальности не выходят. Эдакие бестелые ангелы без мочевых пузырей...
На самом деле это не так. Расскажу, как в том году у нас в деревне гостил мой дядюшка-профессор и... Ладно, ближе к делу.
Мы с родителями прошлым летом по обыкновению жили на даче. У нас там дом приличный, двухэтажный, телевидения-интернеты имеются – цивильно, одним словом. Меня в семнадцать лет только это и спасало от смертной скуки.
Вобщем, валялась я однажды, пилила арт в аланшете, а тут мать заходит и заявляет – вставай, мол, нечего задом кверху валяться, лучше сходи гостевую комнату прибери – к нам на неделю дядя по маминой линии решил перебраться. Он, значит, лет двадцать о нас не вспоминал, жил себе в городе N, был каким-то не то деканом, не просто этим... в институте, вобщем, преподавал. А теперь вспомнил о нас, потому как здоровьишко начало пошаливать и доктора свежий воздух прописали. Ну, я прибралась, а на следующий день он появился – знакомься, Аня, твой единственный дядя – Евгений Васильевич.
Смотрю на него и понимаю, что, если я такого святошу в постель нп затащу, то бог зря меня создал девушкой и даровал третий размер груди. Эдакая прелесть! Серьезный такой, худой, седенький уже – ну, лет пятидесяти, как я поняла, в очочках золотистых и в рубашке и брючках – чисто первоклассник первого сентября. К папе обращался на "вы", а меня вообще называл по имени и отчеству – Анна Ивановна. На полном серьезе, главное.
Честно скажу: заводила меня эта его вежливая беспомощность. А когда я высмотрела еще одну детальку, мое желание соблазнить его, до того, признаюсь, не совсем уверенное, превратилось почти в одержимость.
У него с пониманием вежливости было как-то чересчур, как я догадалась. Сидим семьей в первый же вечер, чай пьем. Евгений Васильевич – уже четвертую чашку зеленого, мама ему все подливает, разговаривают о чем-то своем – мне безразлично это все было. Он говорил, главное, так мягенько и обходительно... Потом думаю: что-то не то происходит, вижу с радостью – дядюшка ногами двигает. То колени сожмет, то ногу на ногу закинет, одну, другую, покачает, опустит (мы на вернаде в креслах сидели, у меня чуть ли не вип-ложа, получается, была). Папа уж под разговор о реформах образования заснул давно, мама увлечена слишком, не замечает... А я замечаю и наслажлаюсь. От мысли, как тяжко сейчас бедняжке терпеть (прекрасно понимаю, как чудный чайный напиток заставляет неудержимо хотеть ссать) аж живот сводит от удовольствия. Я все лилеила робкие надежды, что вот сейчас, сейчас... Либо серые костюмные брюки начнут мокнуть, либо он согнется в изнеможении, схватившись, забыв обо всем, за промежность, и скажет, алея, что писать хочет просто безумно. Однако в этом смысле Евгений Васильевич меня разочаровал: когда стало, очевидно, совсем невозможно утерпеть, он извлек телефон, сделал вид, будто прочел там что-то крайне важное и теперь ему срочно надо позвонить, и спешно вышел, почти выбежал.
А я скоренько отправилась в гардеробную – прямо за стенкой санузла. Прижалась ухом к стене, слушаю. Черт! Это была музыка! Я сначала подумала, что открыли кран, но нет... Сомнений быть не могло: мочился мой долготерпиливый дядюшка. Я потом жадела, что время не засекла, но, думаю, минуту он отливал точно. Я сидела за стенкой и мастурбировала под звук его струи: сначала сильной, бьющей, сопровождаемый истомленым стоном, потом – упоительно долго журчащий, и наконец – последний, самый скромный. Ох, как же долго он терпел, держал такой объем... Я кончила, перевела дух и попыталась представить, каких масштабов лужу дядюшка мог бы налить, если бы что-то помешало ему дойти до заветной комнаты.
Больше в тот вечер ничего занятного не произошло, а в ту ночь я долго не могла заснуть, фантазируя, как Евгений Васильевич упоительно хочет отлить вот уж почти целый день, но график преподов такой плотный...
Продолжение следует.