Тишину, царящую в классе Анны Игоревны нарушали только тикание часов, да скрип шариковых ручек по бумаге - весь «9Б» писал сочинение. Молодая учительница русского языка и литературы сидела за своим столом и наблюдала за классом поверх очков с прямоугольными стеклами в стильной чёрной оправе. Временами кто-то из учеников поднимал голову и устремлял мечтательный взгляд в окно, за которым октябрьское солнышко отдавало своё последнее тепло. Потом встречался с учителем глазами и тут же снова утыкался в тетрадь. Анну Игоревну ученики боялись. Она даже слышала, что за глаза её называют мигерой и горыншей – ну что за дурацкие прозвища?! Тридцатидвухлетняя учительница не была на самом деле злой. Но после первой пары лет безуспешных попыток наладить отношения со старшеклассниками, пережив нервный срыв, депрессию и желание сменить профессию, она решила, что вернее будет кардинально поменять свой подход к обучению. Анна перевелась в другую школу и с первых дней дала понять ученикам, что она их сущий кошмар. Лепила двойки без зазрения совести, испепеляла взглядом тех, кто не выучил домашку, не принимая никаких оправданий, лупила по столу указкой так, что школьники подскакивали, и буквально шипела тем детям, кто позволял себе разговаривать на её уроках, угрозы загубить их будущее. Анна не заводила любимчиков, зато быстро подмечала лодырей и хулиганов, и бралась за них всерьёз, не редко доводя до слез даже суровых школьных задир. И так Анне всего за один год удалось создать нужную репутацию. Больше никто не болтал и не смеялся на её уроках, а не сделавшие домашку ученики лепетали свои оправдания боясь поднять глаза. И никто не знал, что в жизни Анна совсем другая: добрая, отзывчивая, даже мягкая, сюсюкается со своей кошечкой, спит в обнимку с плюшевым мишкой и плачет, когда смотрит мелодрамы. Она и одевалась по разному: в жизни - джинсы, кроссовки, да растянутые кофты с яркими принтами, а на работе - чёрные юбки, туфли, и строгие блузки. Добавьте к этому стянутые в пучок волосы, которые в обычной жизни чёрными кудрями свободно падали ей на плечи, да очки, в повседневности давно заменённые линзами, и вы получите двух разных людей. Весь образ Анны Игоревны училки говорил: не связывайся со мной – пожалеешь. И этим образом обычная Анна была довольна, хоть иногда и уставала от него, жалея, что не может быть с учениками самой собой.
Оглядывая класс, Анна всегда находила тех кто старался списывать или передавал друг друга записки, даже переглядывался. Сегодня таковых не было. Но одна девочка, сидящая на второй парте в среднем ряду слева, и никем от взгляда учительницы не заслоненная, все же привлекла её внимание своим поведением. Пятнадцатилетняя Таня Бровкина. Не отличница, но уверенная хорошистка. Раньше с ней не было проблем, но в этом учебном году девочка изменилась и уже пару раз получила от Анны двойку, а так же выговор красной ручкой в дневнике за плохое поведение на уроке и даже удар линейкой по парте, за то, что втихую переписывалась с кем-то в телефоне. Крашенная блондинка, с уже проступившей у корней длинных прямых волос естественной чернотой, стройная, округлившаяся во всех привлекающих мальчиков местах, что хорошо подчёркивали её черная кофточка с глубоким вырезом и облегающие белоснежные джинсы, Таня вполне заслуженно получила статус первой красавицы класса, и стала куда больше интересоваться вниманием многочисленных ухажёров, нежели учёбой. Но у Анны Игоревны не забалуешь!
Сейчас Таня беспокойно ёрзала на своём стуле, то и дело сводя и разводя колени. Периодически она клала левую руку на низ живота, а пару раз опускала ещё ниже, в пах, где зажимала пальцами промежность, но затем, словно опомнившись, быстро убирала на стол и нервно оглядывалась по сторонам. Ещё Таня постоянно бросала взгляд на часы, висящие над входом и, время от времени кривилась, словно от приступов боли. В общем девочка проявляла все признаки того, что ей очень нужно пописать. Анна заметила это ещё на десятой минуте урока. Видимо Таня не успела сбегать в туалет на перемене, и решила, что потерпеть будет лучше, чем опоздать на урок Анны Игоревны хоть на одну минуту.
К середине занятия Таня уже извивалась на стуле как уж на раскалённой сковороде, не оставаясь в одной позе более чем на тридцать секунд, и уже не просто жевала, а буквально сгрызала свою нижнюю губу.
«Наверное, сильно ей приспичило» - подумала Анна, поймав себя на том, что больше чем за кем либо следит именно за Таней.
Поведение девочки, её явная проблема, на которую уже обратила внимание и соседка по парте Тани, от чего-то очень интриговали учительницу. Чем больше она смотрела, тем явственнее чувствовала, как поднимается внутри приятное тепло. Возбуждение? Очень похоже на то. Наблюдая за Таней, Анна сама не замечала, как кусает кончик своей ручки и левой рукой поглаживает под столом свою ногу, обтянутую чёрной тканью колготок.
Девочка тем временем уже, кажется, не могла концентрироваться на своем сочинении, как бы ни старалась. Соседка наклонилась к ней и что-то прошептала. Таня, став мигом пунцовой, лишь кивнула, видимо признавшись подруге в своей крайней нужде. Соседка что-то предложила ей и обе глянули на Анну Игоревну. Наверняка речь шла о том, чтобы попроситься выйти в туалет. Но девочки были не готовы к тому, что учительница смотрит прямо на них и, обнаружив это, резко отвернулись, потупившись в свои тетради.
Прошла минута... две... три...
Соседка Тани вновь полностью погрузилась в работу над сочинением, в то время как сама Бровкина уже отложила ручку и зажала обе руки у себя между ног. Глаза её были направлены в тетрадь, видимо девочка хотела до последнего делать вид, что занята делом и просто перечитывает свой текст. Но отсутствующий взгляд указывал на то, что Таня полностью концентрируется на своей нужде и ни о чём больше думать не может.
Сердце учительницы билось неестественно быстро для спокойной обстановки в классе, а щёки пылали огнём. Анна не знала, откуда взялись эти чувства, но они ей нравились. Однако, находя странное удовольствие в страданиях старшеклассницы, учительница одновременно с тем жалела её. Если бы Таня попросила, не смотря на свою строгость, Анна отпустила бы её в туалет. Тане стоило только поднять руку и сказать, что ей нужно выйти. Но она не просила. Должно быть репутация горынши позволяла детям думать, что та не сжалится над ними, даже в самой критической ситуации.
Девочка вновь подняла глаза на часы, - до конца урока оставалась ещё двенадцать минут, - и сокрушенно опустила голову. Кажется Анна заметила в глазах Тани блеск слез. Или ей только показалось? Нет, не показалось. Вон мокрая дорожка заблестела на щеке. Таня плакала.
«Бедняжка. Как же сильно её нужно пописать. Я должна отпустить её. Почему не она просит? Неужели я настолько сильно их запугала? Ну что за глупости, ведь одно дело учёба и поведение, совсем другое - природная необходимость!»
Но как бы Тане ни было плохо, она предпочитала продолжать страдать, вместо того чтобы обратиться к учителю. А страдала девочка сильно, Анна в том ни капли не сомневалась. Кроме, теперь уже постоянно бегущих по её лицу слез, на лбу Тани выступили бисеринки пота.
«Хотели ли я когда-то  в туалет так же сильно?» - спросила себя Анна, и на ум пришёл только один очень давний случай, когда она, будучи ещё студенткой, застряла в пробке в автобусе. Тогда ей хотелось в туалет так сильно, что болел живот. И всё же она продолжала вести беседу с подругами и даже умудрялась подшучивать над своей бедой, мол сейчас устроит в автобусе потом. Таня же, видимо, уже не могла думать ни о чём кроме желания помочиться, и ей явно было не до шуток.
У Анны появилась идея самой подойти к Бровкиной и предложить той выйти. Но как это будет выглядеть? Учительница подходит к девочке подростку и при всём классе говорит, что заметила как сильна она хочет в туалет и советует выйти, пока не наделала в штаны? Но они же не в первом классе. Нет, Таня  взрослая девочка, умеет контролировать свой организм и должна отпроситься сама, если ситуация критическая. А если молчит, значит уверенна, что дотерпит до конца урока. И Анна на это с удовольствием посмотрит. Но всё же она чувствовала некую вину за то, что сидит и наслаждается страданиями своей ученицы, вместо того, чтобы помочь ей.
«Не описается же она в конце-концов!» - постаралась успокоить свою совесть Анна.
Но Таня описалась. Когда до конца урока оставалось около пяти минут, она выгнула спину и вскинула голову, а ноги наоборот, подогнула под стул. Соседка обернулась с явным вопросом об её состоянии, похоже подруга действительно за неё волновалась, но Анна ответила лишь резким, раздраженным кивком. А когда та снова отвернулась, Таня опустила голову и быстро убрала руки от своей промежности.
Сердце Анны будто перестало биться и дыхание перехватило в тот момент, когда она увидела на джинсах девочки, под ширинкой тёмное пятно размером с теннисный мячик. Теперь уже обе руки учительницы, словно действуя отдельно от своей хозяйки, метнулись под стол, и она стиснула их между своих горячих бёдер.
Таня тоже быстро вернула руки на место и сжалась ещё сильнее, скрючившись на своем стуле как горгулья на балюстраде готического собора. Затем подняла голову и их взгляды с Анной встретились. В наполненных слезами глазах девочки отражался ужас и обречённость. Её рот приоткрылся, накрашенные темно-бардовой помадой губы приняли форму круга. Анна поняла, что именно сейчас, в эту самую минуту, Таня проигрывает свой бой, но ничего не сказала, не смогла вымолвить ни слова. Скорее всего, чтобы она ни сказала, плачевной ситуации это бы уже не изменило. Таня перешла ту чёрту, когда могла бы справиться со своим организмом и сухой добраться до туалета. И Анна прочла это в глазах своей ученицы, буквально запечатлев тот момент, когда Таня Бровкина окончательно сдалась и начала писать под себя.
В тот же миг девочка издала не то писк не то стон, тихий и всё же слышный отчётливо в густом молчании класса, а затем, закусив нижнюю губу и сотрясаясь всем телом, как от спазмов, Таня закрыла глаза, наверняка наслаждаясь пришедшим облегчением.
С глухим шипением сквозь джинсы Тани в её ладони заструилась жидкость, которую она больше не могла держать внутри себя. Несколько учеников завертели головами в поисках источника звука. Глаза соседки расширились в ужасе, когда та опустила взгляд на расползающееся по бёдрам подруги пятно. Похоже она, как и Анна, не верила, что с Таней действительно может такое случится. Но это происходило прямо у них на глазах: первая красавица девятого «Б» писала в свои джинсы при всём классе.
Анна понимала, что наверное должна сейчас что-то сказать или сделать, но не могла ни пошевелиться, ни отвести от происходящего взгляда.
Плотно облегающие ноги Тани джинсы стали темнее и одновременно с тем прозрачнее со внутренних сторон её икр. Они, будто бы ещё плотнее прилипли к коже и поблескивали когда сквозь них лилась моча. Тонкие золотые струйки извивались на узкой полоске голой кожи, между краем штанин и белыми носочками девочки. Смачивая их до желтизны моча лилась в чёрные кеды и, переполняя обувь, вытекала на пол сразу в нескольких местах возле подошв. Под стулом Тани стала быстро расти жёлтая лужа. Она потянулась от чёрных с белыми полоскам кедов девочки в сторону прохода между столами.
Наполняя класс своим едким ароматом, свежая моча расползалась по всему стулу Бровкиной, что Анна поняла по неровной тёмной полоске проступившей на внешней стороне левого бедра девочки, по всей его длине от попы до колена. Основной поток бурлил между ножек Тани, от паха до края стула. Но скоро мочи на нём стало так много, что жидкость нашла ещё один выход, полившись тонкой золотой струйкой ровно сзади, из под ягодиц Тани с громогласным журчанием.
Теперь уже все ученики девятого «Б» подняли головы, а через секунду паренёк, который сидел слева через проход от Тани, завопил:
- Нихрена себе! Танька обоссалась!
И тут класс взорвался. Одни вскочили с места, чтобы лучше было видно, другие, чтобы отбежать подальше от лужи, как например соседка Тани. Одни захохотали, другие разразились удивленными и вопросительными возгласами, третьи кривились от отвращения. А Анна, не взирая на весь этот хаос, не могла оторвать взгляда от завораживающего зрелища: писающей в штаны старшеклассницы.
Таня же, поняв, в каком ужасном оказалась положении, резко вскочила с места. По её щекам лились слезы, а по ногам вниз бежала моча. Таня не убрала руки от промежности, но и писать тоже не перестала, едва ли она уже могла остановиться. Вокруг пальцев джинсовая ткань темнела и пятно стремительно расползалось в стороны и вверх, захватывая ширинку. Блестящие дорожки быстро спускались от сжимающих пах ладоней вдоль швов штанин.
Так и не прекращая лить в штаны, Таня кинулась к выходу, оставляя за собой мокрые следы. Выскочив к доске, она поскользнулась и упала на одно колено прямо перед Анной. В этот момент девочке пришлось отнять руки от промежности чтобы упереться ими в пол, иначе бы Таня расквасила себе нос. Поражённая учительница безвольно наблюдала как моча продолжала выливаться из девочки и наполнять её джинсы, добравшись почти до верха задних карманов. Сквозь мокрую ткань просвечивали тёмные в горошек трусики девочки-подростка. Со штанин на пол лился настоящий дождик.
Натурально взвыв от отчаяния и унижения, потеряв остатки самообладания и впав в истерику, Таня всё же нашла в себе силы вновь вскочить на ноги и кинулась к двери. Через секунду она уже скрылась за ней, и было слышно как удаляются, разносясь эхом по пустому коридору, быстрые шаги.
Анна сидела онемев от захлестнувших её чувств и даже не пыталась угомонить бурлящий класс. В её собственных трусиках стало мокро от возбуждения и женщина точно знала, что сунь она сейчас руку себе под юбку, прикоснись пальчиками к заветному местечку у себя между ног, и ей не потребуется даже минуты, чтобы кончить.
Прозвенел звонок!

Продолжение следует?

Отредактировано Kain (04-09-2024 21:58:05)