Соленый ветер рвал волосы, смешивая их с криками чаек и смехом. «Берисса» — небольшая, стремительная яхта с белоснежным корпусом — резала лазурную гладь залива, оставляя за собой пенный след. Для Алины это была первая поездка на настоящей яхте, и каждый момент казался волшебным. Пока не возник тот самый, животный и неудобный вопрос.

Туалета на «Бериссе» не было. Об этом Леха, хозяин судна, предупредил еще на причале, многозначителноно хлопнув ее по плечу: «Вся цивилизация — там, — он махнул рукой в сторону удаляющегося берега. — Здесь только море и мы».

Сначала восторг заглушал все физиологические сигналы. Но после второй бутылки прохладной воды и под палящим солнцем, внизу живота заныла настоятельная, неотложная потребность.

— Лех, — прошептала она, подойдя к штурвалу, — а как тут насчет… ну…
Леха,не отрывая глаз от горизонта, ухмыльнулся.
—Море большое, Алин. Принимай все как есть.

От стыда и безысходности у нее похолодели руки. Принять как есть? Вот так просто?

Ее подруга Катя, загорелая блондинка с мефистофельскими бровками, считывая ее панику как открытую книгу, подошла и обняла за талию.

— Что, приспичило? — тихо спросила она, и в ее глазах прыгали чертики.

Алина лишь кивнула,покраснев до корней волос.

—Ничего страшного. Все через это проходят. Иди за мной.

Катя взяла ее за руку и повела на нос яхты, под прикрытие небольшого канатного отсека. Там уже сидела вторая подруга, Маша, с безразличным видом потягивающая коктейль из жестяной банки.

— Ну что, — торжественно объявила Катя, — начинаем урок выживания в открытом море для начинающих. Практическое занятие номер один: «Как пописать в купальник, не снимая его».

Алина смотрела на них с ужасом.
—Вы… серьезно?
—Абсолютно, — включилась Маша, отставляя банку. — Аль, смотри.

Катя, как истинный инструктор, взяла в руки пустую пластиковую бутылку.

—Первое: психологический настрой. Расслабься. Пытаться сдержаться — это больно и вредно. Море все смоет, ветер высушит. Здесь нет ничего постыдного, есть только физиология.

— Второе, — подхватила Маша, — техника безопасности. Встань поудобнее, чуть расставив ноги. Упрись. Держись за что-нибудь. Главное — направить струю внутрь купальника, а не пытаться сделать это как-то иначе. Ткань проведет все, куда нужно.

— И третье, — Катя сделала драматическую паузу, — финальный аккорд. Как только процесс завершен, не сиди сложа руки. Нужно помочь природе. Подойди к корме, где вода бурлит сильнее, и просто шагни в воду. Море сделает всю работу по очистке. Пять секунд — и ты снова королева яхты, а не ее пленник.

Алина слушала, и ее паника понемногу сменялась странным, почти детским любопытством. Это было дико, но в этой дикости была своя, морская, логика.

— Ну что, — улыбнулась Катя, — готова?

—Я… попробую, — выдохнула Алина.

Девушки отошли, дав ей пространство. Она встала так, как ей показали, крепко ухватившись за леер. Сердце колотилось где-то в горле. Она зажмурилась, представила себе шум водопада, и… отпустила.

Сначала было странное и приятное ощущение теплой влаги, растекающейся по ногам внутри купальника. Но почти сразу же на него подул прохладный ветер, и странность стала уходить. Закончив, она, не глядя на подруг, быстрыми шагами дошла до кормы и, как учили, шагнула за борт.

Обжигающе прохладная вода окутала ее, соленая, живая. Она проплыла несколько метров, чувствуя, как потоки воды вымывают и смывают все следы. Стыд утонул где-то там, в пучине, а на поверхность выплыло новое, щекочущее чувство свободы.

Когда она выбралась обратно на палубу, за нее уцепились капли, но они были неотличимы от морской воды. Катя протянула ей полотенце.

— Ну как, морской волк? — подмигнула она.
—Еще бы, — рассмеялась Алина, и смех ее был уже легким и беззаботным. — Кажется, я только что сдала самый важный экзамен.

Леха, стоя у штурвала, крикнул:
—Все живы? Не унесло за борт?
—Все в порядке, капитан! — ответила она, и поймала на себе его одобряющий взгляд.

Она легла на палубу, подставив лицо солнцу. И поняла, что есть особая магия в том, чтобы принять правила этого маленького мира, плывущего по бескрайнему морю. Даже если эти правила включают в себя умение писать в собственный купальник. Это было не унизительно. Это было… по-своему, естественно.

Ночь накрыла «Бериссу» бархатным покрывалом, усыпанным алмазными крошками звезд. Шум волн о борт сменился на убаюкивающее, ритмичное постукивание. В тесной, но уютной каюте, куда едва проникал свет ручного фонаря, царила сонная, ленивая атмосфера.

После ужина и долгих разговоров все пятеро — Алина, Катя, Маша, Леха и его друг Семен — улеглись на один огромный надувной матрас, который занимал почти все свободное пространство пола. Тела соприкасались, было тесно, по-семейному тепло и безопасно.

И снова, как и днем, Алина почувствовала знакомый, настойчивый зов. Но теперь он казался в разы более сложной проблемой. Вылезать из этого теплого клубка тел, карабкаться по холодному трапу на палубу, под пронизывающий ночной ветер... Мысль была невыносимой.

— Девчонки, — тихо прошептала она в темноту. — Мне опять надо...

— Мне тоже, — сразу же отозвался сонный голос Маши.
—И мне, — вздохнула Катя. — Но я отсюда ни ногой. Тут так хорошо.

Воцарилось молчание, в котором витала одна и та же крамольная мысль. Ее наконец озвучила Катя, и в ее голосе слышался озорной, заговорщицкий смех.

— А давайте... все вместе. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Леха фыркнул где-то с краю:
—Вы с ума сошли? Мы же в лодке плавать будем.
—Матрас надувной, он не протечет, — парировала Катя. — А сверху непромокаемый чехол. Сделаем одну большую, теплую лужу дружбы. А утром все вытрем и проветрим. Это же море, оно все прощает.

Идея была настолько абсурдной, что обрела свое безумное очарование. После недолгого ворчания мужчин, которые, впрочем, тоже не горели желанием вылезать на холод, было решено попробовать.

— Ну что, — прошептала Катя, будто давая старт, — занимайте удобные позиции. Расслабляемся... и... понеслись.

В темноте каюты воцарилась странная, почти мистическая тишина, нарушаемая лишь шумом за бортом. Алина зажмурилась, чувствуя, как по ее ногам, а затем и по бедрам разливается волна приятного, почти обжигающего тепла. Оно не было локализовано только на ней; оно растекалось, сливалось. Она чувствовала, как теплеет ткань майки Кати у ее спины, как шевелятся ноги Маши с другой стороны.

Это было нечто совершенно иное, чем днем. Тогда это был личный, хоть и вынужденный акт. Сейчас же это был коллективный, почти ритуальный поступок. Глупый, детский, нарушающий все правила гигиены и приличия, но в то же время невероятно интимный. Они создавали одно общее, теплое пятно, одну лужу, в которой все они были равны и виновны в одном и том же.

Процесс занял не больше минуты. Когда все закончилось, в каюте повисла гнетущая пауза, а затем ее разорвал сдавленный смешок Лехи.

— Боже, — выдохнул он. — Мы как котята в одном гнезде.

И это сравнение разбило лед. Все захихикали — тихо, смущенно, но уже без стыда.

— Господи, кажется, я легла прямо в эпицентр, — пробормотала Маша, но не стала двигаться.
—Зато тепло, — лениво заметила Катя. — Как грелка.

И правда, матрас под ними стал не просто мокрым. Он стал очень теплым. Неприятная сырость отступала под этим странным, объединяющим теплом, исходящим от всех них одновременно. Они лежали в этой большой луже, как в гигантской, анонимной ванне, скрепленные общим, грязным и по-детски простым секретом.

Алина перевернулась на бок, чувствуя, как влажная ткань купальника прилипает к коже. Но чувства отвращения не было. Была лишь усталость и странное умиротворение. Они были здесь, вместе, в своей теплой, соленой, пахшей морем и жизнью луже. Границы между телами, стыдом и условностями на эту ночь стерлись.

— Спокойной ночи, лужицы, — прошептала Катя.
—Спокойной ночи, — хором, сквозь смех и зевоту, ответили ей.

И они уснули, качаясь на волнах в своем нелепом, мокром и таком уютном общем гнезде, зная, что утро принесет новые сложности, но пока это не имело никакого значения.