Даже если брат старше на каких-то три года, он всё равно старше. Он по умолчанию становится защитником и взрослым серьёзным человеком, с самых яслей слыша что-то вроде "Ты ведь уже большой!" Дитер, как и многие трёхлетки, быть взрослым не желал, и после моего рождения старался всеми возможными способами привлечь внимание родителей: хныкал перед сном, иногда отказывался есть, просил его переодеть по приходу с прогулки и...
Видеокамера показывала дату: тринадцатое сентября 1992 года. Конечно, то время я помню смутно, ведь мне было всего два. Два года "взрослости" Дитера. Мы сидели за своим маленьким столиком и обедали куриным супом. Мама то и дело подходила ко мне, вытирала салфеткой мой подбородок и пододвигала тарелку, чтобы я не пролила бульон на подол своего красного платья.
- Клара, доченька, посмотри на меня!
Я поворачиваю свою блондинистую кудрявую голову в сторону отца, который сосредоточенно снимает нас с братом, словно великий режиссёр из Коламбии Пикчерз. Камера плавно перемещается в сторону Дитера. Он спокойно ест суп, звеня ложкой по тарелке.
Брат никогда не был капризным. Даже на почве ревности он не устраивал родителям истерик, как бывает у многих, а просто обижался, уходил в детскую и играл с родителями в молчанку.
В следующем кадре мы с Дитером уже сидели на ковре в гостиной и смотрели мультфильмы. Больше ничего интересного, на первый взгляд, в этой записи не было. Брат поднялся с места и, как всегда, обиженно опустив голову, поплёлся к детской. Но запись продолжилась. Отец стоял у двери комнаты, снимая Дитера.
- Сын, выходи, хватит дуться. Клара хочет с тобой поиграть.
- А я с ней не хочу. - буркнул Дитер, - И машинки свои я ей не дам!
Хоть брат и не истерил, вредничать ему это ничуть не мешало. Он прекрасно знал, что я любила играть с его машинками и строить для них гаражи из пластмассовых кубиков.
Едва камера запечатлела Дитера, сидевшего на корточках посредине детской, сгрёбши в кучу и "охраняя" свои игрушки, как следующим кадром он уже стоял за шторой у окна. На записи было слышно, как он тихо кряхтел и сопел.
Мои воспоминания пробудились. Я вспомнила, как вошла в комнату, подошла к брату и попыталась взять его за руку, но тот отдёрнул ладонь и холодно процедил:
- Уйди отсюда.
Я выбежала из комнаты в слезах. Я всегда очень любила Дитера и была к нему привязана так, что была готова терпеть любые его выходки. Но в тот момент мне, маленькой девочке, было обидно и непонятно, почему он был со мной так груб.
- Клэрхен, что случилось? Дитер тебя обидел? - отец следовал за мной с камерой, словно папарацци.
- Да-а... - сквозь слёзы ответила я, - он меня вы-ы-гнал...
В тот день на Дитере был светло-серый комбинезон. Сзади было не отчётливо, но всё же видно, как, казалось бы, плотная ткань заметно оттянулась.
Мама рассказывала, что когда меня, замотанную в белое одеяло с красной лентой, привезли домой из Кведлинбургского роддома, Дитер горько зарыдал. Он не топал ногами, не падал на пол, а просто проплакал весь день так, что у него заложило нос, а глаза налились кровью. А под вечер новоиспечённый старший брат вытворил совсем уж странную вещь: он накакал в свои домашние шорты так, что часть вывалилась из их штанин. Он не скрывал того, что он сделал, а наоборот, подозвал маму, чтобы та оставила меня и обратила внимание на "брошенного" сына, убив немало времени на его подмывание, стирку шорт и чистку испорченного ковра. За свою выходку Дитер был наказан, и с тех пор этого не повторялось. Только изредка он мог описаться, и то, только во сне. Но, видимо, терпение брата лопнуло, и все его обиды вылились в то, что он намеренно сделал что-то похожее.
Я снова зашла в комнату, вплотную подошла к Дитеру и уставилась на его попу. Он повернулся, серьёзно посмотрел на меня своими ореховыми глазами и отчеканил:
- Я обкакался.
- Диди, милый, ты чего? Надо на горшочек. - поучительно сказала двухлетняя я, не понимая, что брат сделал это специально.
Дитер продолжил прятаться в детской, пока за ним не пришла мама, которая сразу поняла, что произошло. Я запомнила, как она, схватив брата и буквально перевесив его через плечо, понеслась в ванную. Там она отчитывала Дитера, ворча что-то про испорченный комбинезон, который она пошила буквально неделю назад.
- М-да, вот это, конечно, я давал перцу! - засмеялся брат, выключив ещё живой старый видеомагнитофон: мы приехали в гости к родителям и решили пересмотреть записи из детства.
Дитер поправил свои пшенично-блондинистые волосы и вышел из комнаты, а я уставилась в одну точку и сидела, будто в прострации.
Мысль об обкакавшемся Дитере не давала мне покоя. А что, если он сделал бы это сейчас? Было ли бы ему стыдно?
Я понимала, что брат уже взрослый и ему даже в голову не взбредёт идея испачкать штаны ради внимания родителей. Удручённая, я пошла на кухню, чтобы налить себе чаю. И, неожиданно для себя, подслушала разговор из гостиной…
- Уже почти неделю не могу… Не знаю, что такое. Наверное, развод с Паулой так сказался, - вздыхал брат.
- Бедный сынок. Ну, ничего. У меня есть чернослив. Целая банка! Если не поможет, могу дать Сорбитола.
Я сразу поняла, о чем идет речь. Меня охватила непонятная радость, хоть и брата было всё-таки жаль. В последнее время на него навалилось слишком много всего. Проблемы с работой, развод с женой (мне, если честно, она вообще никогда не нравилась). Неудивительно, что стресс повлиял на самое уязвимое место – кишечник.
Спустя пару часов Дитер принял душ, вышел из ванной комнаты, сел на диван и взял в руки книгу. Ему было очень грустно, он листал страницы, тяжело вздыхая, так же, как и при разговоре с мамой. Немного позже вздохи превратились в едва уловимые слухом стоны. Я подвинулась ближе к брату и с пониманием, будто бы ничего не знаю, спросила:
- Диди, что-то случилось?
- Нет, с чего ты взяла? – брат настороженно посмотрел на меня, поправив очки.
- Ну… Ты просто…
Дитер поднял бровь.
- Грустный очень. - Брось, Клэрхен. Я уставший. Ты ведь знаешь, как ситуация с Паулой меня вымотала.
Я кивнула, обняла Дитера и положила голову на его плечо.
- Чего это тебя на нежности пробило? – снова насторожился брат.
- Да так, соскучилась сильно...
Я знала, что сейчас в Дитере миска тыквенного айнтопфа, почти целая банка чернослива, пара пакетиков Сорбитола и большой тумблер молока. Это была ядерная смесь, и вероятность того, что Дитера прихватит в любой момент, была стопроцентной. Мне осталось лишь подумать над тем, как преградить брату путь в туалет.
- Ой!
Я не сразу поняла, что произошло, но позже стало понятно, что брат не сдержал газы.
Дитер поднялся с дивана, закрыл книгу, сунул её в подмышку и направился к двери, пробормотав себе под нос "Наконец-то!"
Но дверь не пожелала поддаться сильному желанию моего брата.
Как же вовремя заклинило этот чёртов замок!
Брат отчаянно дёргал дверную ручку.
- Куда ты так заторопился? - хитро улыбнувшись, спросила я, опершись на дверной косяк.
- Никуда... - Дитер замер и медленно убрал ладонь от ручки двери.
- Но тебе зачем-то нужно было открыть дверь?
- Я... хотел дать маме эту книгу... почитать. Она давно хотела.
- Не будь врушкой, Диди. Наша мама не интересуется психофилософией.
Наконец, Дитер понял, что скрываться бесполезно и всё же сдался.
- Клара, - замялся он, - мне очень нужно в туалет.
- Ну... надеюсь, не обпрудишься к моменту починки двери. - пошутила я и улыбнулась, прекрасно зная, от чего на самом деле мучается брат.
- Я хочу… - Дитер сделал долгую паузу, - не писать. Здесь нет случайно никакого ведра? Если есть, кинь мне и отвернись.
- Откуда тут вёдра, Ди? - спросила я, заранее понимая, каким будет исход, - Это тебе не подсобка.
- Хватит издеваться, Клара! Разве непонятно, что я сейчас…
Дитер расстегнул ремень и пуговицу штанов. Он взялся за пояс, будто бы собираясь их спустить, и начал судорожно осматриваться по сторонам.
- Чёрт возьми! Я… я…
Дитер подошёл к окну. Он взялся за подоконник, тяжело выдохнул и тихо закряхтел. Я услышала громкий треск.
Брат какал. Долго и много. Он не мог контролировать процесс, и все, что ему оставалось – это поддаться и скулить каждый раз, когда очередная выходящая из него порция пачкала его кожу и ткань белья. Я не видела его глаз, но, скорее всего, они были закрыты: Дитер мог захотеть абстрагироваться и представить, будто бы он сидит на унитазе со спущенными штанами, поставив ноги на маленький мягкий коврик, а вовсе не стоит у окна перед своей младшей сестрой.
Наконец, брат хрипло выдохнул. На его светло-оливковых брюках отвис большой увесистый бугор. Обкакался. Дитер обкакался в свои тридцать лет.
- Клара… Вот же я позорище.
- Да ладно тебе, не впервой же ведь, - засмеялась я.
- Не смешно, - надулся Дитер, - Если бы Паула об этом узнала, она бы...
- Хватит уже со своей Паулой, Ди, - я перебила брата, - Я – не она, и я тебя не застыжу.
- И никому не расскажешь? – насторожился Дитер.
- Конечно нет, братишка. Подумаешь, не дотерпел – с кем не бывает. Я бы тоже запросто могла оказаться на твоем месте.
Я была очень рада за брата, ведь он наконец-то освободил кишечник и чувствовал себя легко, несмотря на груз в штанах.
Дитер снова отвернулся и взялся за подоконник. Я отошла немного дальше и оглядела брата с ног до головы. Сзади, кроме бугра, виднелось внушительное влажное пятно.
Я опять подошла к окну, и пока я его открывала, я услышала что-то, похожее на всхлипывания.
- Эй, Ди, ты чего? – я положила ладонь на плечо брата.
- Прости меня. Я не хотел. Я правда терпел изо всех сил, но тут эта дверь… Эх…
- Брось, Ди. Не стыдись из-за такого пустяка. Пойдем, откроем дверь, а потом беги в ванную.
Я видела перед собой не взрослого мужчину, а маленького мальчишку, который не смог добежать до своего горшка, а теперь стоит и просит прощения, стыдливо опустив ресницы.
Дитер вытер пару слезинок, которые успели выступить на его глазах и скатиться к скулам.
- Может, ты и права. Ну… что я зря беспокоюсь. Я ведь не машина, я живой.
Брат заковылял к двери и начал, уже не спеша, крутить её ручку.
В тот момент я не чувствовала ни возбуждения, ни желания повторить это ещё раз. Меня просто терзал банальный интерес. Тем более, «звёзды» так удачно «сошлись», и результат меня больше чем устроил.