— Во время своей первой поездки на поезде ты можешь мочиться в любой доступный унитаз без ограничений, — сказал Учитель по телефону.

Ува не мог поверить ушам! Впервые за долгие три года он целый день будет писать, сколько захочет! Наслаждаться вытекающими из него струями без опасения получить наказание! Скорей бы сесть в поезд и отправиться в столицу на долгожданную встречу с Учителем, а там начать занятия и сделать свой мочевой пузырь огромным и сильным…

На вокзале проводник спросил, в каком вагоне желает ехать Ува.

—  В стандартном, — гордо ответил тот. — И дайте мне три литровых бутылки мочегонного.

Он решил, что раз ему дозволено ссать хоть сто раз за день, он так и сделает. Будет пить и мочиться, пить и мочиться, наконец-то не сдерживаясь. Он насладится этой поездкой по максимуму, орошая своей струёй вагонный унитаз каждые 15-30 минут.

— Напоминаю, что в стандартном вагоне запрещено проявлять любые признаки малой нужды, — сказал удивлённый проводник. — Иначе вы получите 200 ударов плетью и будете пересажены в вагон для терпения. Неужели ваш Учитель приказал вам выпить 3 литра и ехать в стандартном вагоне? Какой у вас объём мочевого?

— 1500 миллилитров, — Ува приукрасил свои возможности вдвое. — Всё в порядке, Учитель разрешил мне опорожняться без ограничений.

— Что ж, приятного пути, — процедил проводник сквозь зубы, и Ува понял: да ведь тот жутко хочет ссать! Наверняка проводникам запрещено показывать своё мучение на посту, при этом им позволено опорожняться всего 4, а кому-то и 3 раза в сутки. И вот бедняга в форме стоит у вагона, не смея даже пританцовывать на месте, а на его раздутый от мочи пузырь давит форменный ремень. Интересно, за что проводника так наказали? Конечно, ссал без разрешения, за что же ещё наказывают.

Ува прошёл в заполненный терпильцами плацкартный вагон, где нашёл свободное купе. Кроме него, здесь сидело трое терпильцев, изображающих равнодушие на лицах. Но скрещенные ноги и и напряжённые позы выдавали их дискомфорт: все они мечтали о запретном для них унитазе, но ехали здесь. Ещё бы: часовая поездка в вагоне для терпения, где можно показывать свои муки и как угодно ёрзать, стоила 100 ударов хлыстом. За час! А кому-то ехать до вечера, как Уве.

Усевшись на место, Ува открутил крышку первой бутылки и выглотал поллитра махом, не дожидаясь даже отправки поезда.

— Ого! — с уважением сказал один из попутчиков. — Ваш Учитель суров — приказывать терпеть такое. Вы сумеете держать всё это в себе и ехать в стандартном вагоне?

— Мне дозволено свободное мочеиспускание, — похвастался Ува, поймав на себе завистливые взгляды всего купе.

На вокзале объявили отправку, и через полминуты в купе вошёл ещё один запыхавшийся пассажир. Он недовольно уселся напротив Увы, положив ногу на ногу. Потное лицо и учащённое дыхание выдавало его сильную потребность ссать, но он не позволял себе никаких лишних движений. Опытный — у таких пузырь, наверное, на литр двести, не меньше.

Поезд тронулся.

— Не успел. Назад принёс, — пожаловался “опытный” пассажир остальным. — Там очередь в туалет человек тридцать, и все долготерпящие, по три-пять минут выссыкаются.

— Я ж говорю, на коротких остановках в вокзальном сортире можно не надеяться отлить, — вздохнул другой попутчик. — Всегда очереди. На долгих стоянках ещё шанс есть.

Уве допил содержимое первой бутылки, наблюдая зелёный пейзаж за окном. Вагон был словно наэлектризован желанием ссать огромного количества пассажиров. Все сидели почти неподвижно, опасаясь совершить лишнее движение под взглядом камер, которое будет расценено как запретная демонстрация мучений.

Отвертев крышку второй бутылки, Ува с короткими перерывами выхлебал и её. Живот раздулся от жидкости, но та быстро уходила из желудка, распределяя давление вниз.

Выпитый мочегонный раствор минут через двадцать добрался до нужного места: Ува почувствовал знакомую тяжесть в пузыре. Тот стремительно наливался мочой, выдавая покалывающие позывы. Чем дольше терпишь, тем приятнее ссать, подумал Ува и решил посдерживаться ещё немного, минут десять. Но вскоре поезд начало заметно трясти, и острый позыв так ударил по сжатому сфинктеру, что от неожиданности Ува едва не упустил струю. Никогда раньше он не выпивал два литра мочегонного раствора залпом. Ува резко положил ногу на ногу, и это помогло ему сохранить трусы сухими. Но больше рисковать не стоило.

— Господа, мне пора опробовать здешний унитаз, — хвастливо сказал он и встал с места, представляя, с какой завистью попутчики, страдающие от сильной потребности ссать, провожают его взглядами.

Проходя по вагону, Ува видел всё то же напряжение в каждом купе: скрещённые ноги, потные лица, сжатые зубы. Вынужденная неподвижность. Молчаливое страдание. У большинства были расстёгнуты пуговицы и молнии штанов, чтобы меньше давило — значит,  тут давали такую поблажку. 

Моча активно набиралась в мочевой пузырь Увы. Потребность уменьшить давление стала настоятельной. Пояс его тесных шортов длиной до колен тоже ощутимо придавил выпуклость мочевого пузыря под пупком. Хорошо, что ему не надо терпеть, как остальным — вот-вот он с радостью проссытся до последней капли и пустой и довольный пойдёт обратно. Выпьет мочегонного у всех на глазах и совершит новый поход к туалету, чтобы каждый думал: эх, оказаться бы на месте этого свободно ссущего…

Дверь вагонного туалета была открыта, рядом за стойкой стоял туалетный контролёр в синей форме. Уве не видно было, скрещены ли ноги контролёра, но его нахмуренное лицо и заметное пыхтение выдавало нужду. Тоже наказанный. Тяжко, наверно, стоять у журчащего за открытой дверью унитаза, когда моча раздувает пузырь. И выдать себя нельзя: в стандартном вагоне это запрет для всех. Долго ли терпит, интересно, и много ли мочи держит в себе?   

Ува прошёл мимо контролёра к унитазу, сердце радостно забилось в предвкушении удовольствия: ещё несколько секунд, и он ощутит блаженство извергающейся мочи… А потом он выпьет третью бутылку и снова псь-псь-псь… Повезло так повезло!

— Куда вы? — недовольно окрикнул его контролёр. — Разрешение предъявите.

— К-к-какое разрешение? — опешил Ува.

— От вашего Учителя, разумеется. К унитазам в поезде доступ только по разрешению.

Сердце Увы сжалось в ужасе. Моча, которая уже подошла к выходу, готовая быть слитой в унитаз, требовательно надавила на сфинктер.

— Учитель позволил мне неограниченное мочеиспускание в любой унитаз, — заспорил Ува. — Куда-то в другое место ссать нельзя, а в любой унитаз можно!

— Найдите доступный унитаз и опорожняйтесь! — отрезал контролёр. — А в поездах доступ ограничен. В первый раз, что ли, едете? Давайте письменное разрешение или терпите.

Руки Увы задрожали от потрясения, он вспотел в страхе. Доступный унитаз? На вокзалах на остановке? Остановки раз в час! И там, говорят, очереди огромные… Учитель ведь не вокзальные туалеты имел в виду? Учитель просто забыл прислать ему туалетный пропуск или не знал об этом правиле в поезде!

— Но… как же быть? — охнул Ува. — Я напился мочегонного, я не вытерплю час без движений!

— Ссыте в шорты, — злорадно ответил контролёр, зная о том, что за каждый миллилитр упущенной мимо унитаза мочи Ува получит крайне болезненный удар плетью. Удары наносят через каждые три минуты, чтобы волны боли успели разойтись по телу и накладывались одна на другую… Нет ничего больнее порки!

Напрягая мышцы сфинктера, Ува в растерянности стоял перед соблазнительно журчащим унитазом. Моча толкалась в пузыре, требуя выхода. Знакомая пытка, Ува привык терпеть её, но так надеялся хотя бы сегодня от неё отдохнуть…

— Не смейте приседать! — одёрнул его контролёр. Ещё одно приседание — и я вас выгоню из вагона и выпишу наказание. И ноги раздвиньте!

— Мне невмоготу так терпеть… —  жалобно признался Ува. — Я обмочусь. Как же быть, подскажите, прошу. Мне до семи вечера ехать. Я два литра выпил, а у меня объём мочевого 750 миллилитров! И уже так писать охота!

Поверженный вид Увы, похоже, разжалобил контролёра.

— Вот что я вам посоветую, — сказал он. — Сейчас переведём вас в вагон для терпения, чтоб вы там хоть ёрзать могли. Да, придётся потом вытерпеть много порки, но вы сами виноваты, что напились мочегонного. А далее вы свяжетесь по видеосвязи с Учителем и попросите прислать вам разрешение на подход к унитазу на наш терминал в поезде. За право звонка вам придётся отстоять полчаса в туалете, таковы правила. Если Учитель позволит вам опорожниться, вы с пустым пузырём вернётесь в этот вагон. Если нет… я вам не завидую.

Двести ударов за час поездки в вагоне для терпения! Зад Увы знакомо загорелся, вспомнив о боли от хлыста. Но если он обмочится, ему достанется ещё сильнее. Выхода нет, совет контролёра хотя бы давал надежду не обоссаться.

— Ладно, — сдался Ува. — Но поскорее, умоляю. Моча давит, еле сдерживаюсь. Я ещё не учился скрытно терпеть с полным пузырём.

Он нетерпеливо засеменил за контролёром по вагону. При каждом шаге болезненная потребность ссать пронзала живот. В тамбуре Ува взмолился:

— Здесь можно не прятать мучение?

— Да, уже можно, — ответил контролёр, открывая дверь в соседний вагон.

Ува торопливо сжал руками пах и несколько раз присел, сжав ноги. Ф-ф-фух! Да, так терпеть было определённо легче.

К туалету в соседнем вагоне выстроилась очередь из примерно тридцати терпильцев — изо всех вагонов. Никто не прятал своего состояния: терпильцы покачивались, приседали, терли в паху, кривили лица от болезненной рези в мочевых пузырях.

— Скорей… Ну скорей! — шипели страдающие, подгоняя тех, кто дотерпел до своей очереди и шумно дыша, справлял нужду в унитаз за открытой дверью. Журчание изливаемой мочи и вздохи облегчения слышались даже сквозь шум поезда и ещё больше усиливали желание ссать.

— Встаньте здесь, — приказал туалетный контролёр Уве, переступая с ноги на ногу и потирая свой пах — здесь и контролёр мог не прятать свою потребность. — Стойте полчаса, время пошло… Ох, вот бы и мне хоть немного брызнуть. Три часа ещё мучиться…

Пробравшись мимо унитаза в тесном туалете, Ува покорно встал на указанное ему место у стены лицом к мочащемуся терпильцу. Широкая шипящая струя вырывалась из счастливчика, разбиваясь мелкими брызгами о фаянсовую чашу в полу. Терпилец ссал, с блаженством прищурив глаза. 

— С утра в себе держал, — освобождённо вздыхая, сказал он Уве. — Дали два разрешения на день, а ехать ещё сутки. Теперь до полуночи новую порцию собирать буду. Додержать бы. В поездах так терпеть тяжко.

Ува с усилием вжимал пальцы в пах, двигая вперёд-назад тазом. Как же хотелось ему отпустить заслон и тоже пожурчать в этот запретный для него унитаз! Но его участь — смотреть и лишь мечтать о таком желанном опорожнении.

За спиной мочащегося стонали, пританцовывали, кряхтели и пыхтели:

— Хватит болтать, мы тут уссыкаемся.

— Ох, писить, писить, ой-ой-ой…

— С напором ссы, дома будешь удовольствие растягивать!

— Пропустите, господа, умоляю, щас польётся, не стерплю!

— У всех щас польётся. Я полтора литра держу, думаете, легко?

— Три законные минуты на ссаньё, буду ссать как хочу, — огрызнулся терпилец возле унитаза. Моча продолжала вытекать из него уже тонкой струёй.

Ува весь вспотел от усилий. Выпитое мочегонное раздуло его живот. Он боялся прикасаться к выпуклости пузыря под пупком: когда чувствуешь собственную мочу за тонкой преградой тела, ссать хочется ещё больше, до безумия. Он без конца тёр между ног и приседал, стараясь не смотреть на чужое удовольствие. Но эти звуки… как же приятно им ссать, как же им повезло с Учителями, которые дали им право на такое желанное облегчение… Ох, как же вытерпеть эту муку!

Моча дождавшихся очереди бесконечно била в унитаз. Измученные терпением пузыри опорожнялись тугими струями. Кто-то ссал с перерывами, тренируя сфинктер: выльешь струйку и закрываешь поток, через пять секунд ещё струйку. Ува помнил, как это трудно: у него очень плохо получалось ссать с перерывами. Терпильцы не скрывали усилий, стонали сквозь зубы от страданий и дрожали всем телом, пытаясь в позе с расставленными ногами не ссать очередные пять секунд, а с их концов капала неудержимая моча.

Ува боялся смотреть на часы, отсчитывающие время до окончания его испытания унитазом. Желание ссать заполнило всё его существо. По лицу потекли первые слёзы отчаяния: острейшие позывы к мочеиспусканию разрывали болью низ живота.

— Держись, брат, — сказал Уве терпилец, который наслаждался опорожнением в этот момент. — Сам чуть не уссался, но видишь — дотерпел. Вот так — с ноги на ногу попробуй, мне помогает. 

— Время вышло! — голос контролёра отвлёк Уву от бесплодных попыток убедить себя, что ему не жутко больно. — Можете идти звонить, на звонок три минуты.

Наконец-то! Вытерпел!

Согнувшись, чтобы как можно меньше тревожить колыхающийся мочевой пузырь, он зашкондыбал за контролёром по вагону, не видя из-за своей пытки ничего вокруг. Ссать! ССАТЬ! Что угодно, только бы поссать!

Целую вечность Учитель отвечал на звонок.

Ува склонился в пояс в тесной кабинке для звонков, потом рухнул на колени. Одной рукой он сжимал член, в котором, казалось, уже бились первые капли мочи, второй придерживал безумно ноющий, раздутый живот.

— Неужели не нашёл унитаз? — с неодобрением спросил Учитель с экрана.

— В поезде нужно разрешение на доступ к унитазу! — затараторил Ува. — Умоляю, Учитель! Умоляю, пришлите разрешение на терминал! Я так страдаю, мне УЖАСНО нужно пописать. Это такое мучение! Я сейчас обмочусь прямо в трусы! Молю вас, сжальтесь!

— Эх, Ува, — укорил Учитель. — Я могу назвать сразу два доступных тебе варианта опорожниться законным путём, но ты должен найти их сам. Терпилец обязан не только терпеть, когда прикажут, но и находить доступные возможности НЕ терпеть. Знаешь такую поговорку: умный писюн сам унитаз ищет. Вот и ищи.

— Нет! Нет, Учитель! Пожалуйста! — Мольба Увы ударилась о выключенный экран.

Это провал. Облегчения в ближайшее время не будет!

Яростно потирая пах, Ува в отчаянии завыл в кабинке. Какое там “ищи”! Он уже не мог ни о чём думать, кроме бесконечных позывов и ужасной боли. Ну зачем, зачем он выпил столько мочегонного? Дурень, надо было сначала сходить к туалетному контролёру и узнать здешние правила мочеиспускания!

Он готов был сдаться и позорно обоссаться в трусы прямо тут, в кабинке. Но робкая надежда попасть в вокзальный туалет мешала сделать это. И всеобъемлющий страх перед поркой. Он знал, что если начнёт сейчас ссать, ему может не хватить выдержки, чтобы остановиться. В его пузыре сейчас не менее 750 миллилитров мочи, это 750 ударов хлыстом, 38 часов безумной боли, ещё более сильной, чем та, что разрывала сейчас его низ живота.

Нет, только не порка! Уж лучше терпеть изо всех сил, неимоверным усилием перекрыть сфинктер — нельзя, запрет, уретра на замок. И ссать совсем не хочется… о ужас, как же хочется, как же безумно ему надо сбросить это напряжение!

— Освобождайте кабинку, — потребовал заглянувший в дверь контролёр, который по одному взгляду на Уву понял: разрешения тому не дали.

Переполненный мочой и болью Ува, шатаясь от усилий, часто останавливаясь, чтобы перетерпеть позыв, зашагал по вагону. Его трясло от острейшей необходимости немедленно поссать, прямо сейчас, ну пожалуйста…

А вокруг… весь вагон для терпильцев вожделел пустить струю в унитаз. Здесь не было перегородок купе. Длинные скамьи вдоль стен были заполнены терпильцами, которые отчаянно ёрзали, корчились от страданий, качались вперёд-назад, тёрли между ног, держались за конец через штаны, мучительно пыхтели, удерживая в себе мочу. Кто-то не мог усидеть и ходил туда-сюда или стоял, извиваясь тазом.

У некоторых согнутые руки были зафиксированы: значит, это были опытные терпильцы, которые тренировались терпеть, не зажимая низ руками. Сквозь туман терзающей его мочи Ува заметил пару сидящих человек, которые отодвинули вниз расстёгнутые пояса шорт, их выпирающие мочевые пузыри раздулись как футбольные мячи. Сколько же держали в себе эти терпильцы с потными от страданий лицами? По два литра, не меньше! 

Несколько человек стояли с пластиковыми расширителями между ног: это упражнение тренировало терпение с раздвинутыми ногами, одно из труднейших. Расширитель мешал ровно ходить, и кряхтящие от мук терпильцы передвигались неловко, активно качая тазом в попытках не обоссаться.

Посередине вагона тянулось по всей длине низкое и узкое пластиковое корыто: для нестерпевших. Те, у кого полилось, должны были не допустить проливания мочи на пол, снять штаны и ссать в корыто на глазах у всех терпильцев с разрывающимися от мочи животами.

В корыте было пусто: раз в минуту поток воды омывал его.

Ува, едва увидел корыто, больше не мог ни о чём думать. Прямо перед ним было избавление от жутких страданий. Тридцать восемь часов порки уже казались не такой уж болезненной карой за возможность не страдать оставшиеся до стоянки поезда 15 минут. Пописать прямо сейчас, направить рвущуюся струю туда, вниз, и ссать, божественно мочиться блестящей полной струёй…

Ува виновато оглянулся на окружающих и шагнул к корыту:

— Простите, господа, но я вынужден… Сейчас потечёт, сил больше нет.

— Ты чего, стой!

— Подожди! — зашумели терпильцы.

Ува остановил руку, потянувшуюся к молнии шортов, вернул к паху. Ох, как же тяжко! Как свербит отлить! Какая мука!

— Сейчас стоянка на полчаса, дотерпи! — советовали ему.

— Все поссым на вокзале, в стандартный вагон пересядем… М-м-м, как же ссать охота…

— Там же очередь! — возопил Ума. — Мне не выстоять, пока все опорожняться будут!

— А ты не становись в очередь, — пропыхтел активно ёрзающий по скамье терпилец, который тоже по виду едва удерживался от ссанья в штаны. — Там обоссышься точно, не дотерпишь. Стоянка долгая, беги с вокзала в ближайший магазин и просись в служебный туалет. В одном магазине не пустят, так в соседнем точно пустят. Я так всегда ссу на долгих остановках.

— Там можно пописать? — ахнул обрадованный Ума.

Может, это и есть один из способов, про который говорил Учитель?!

Надежда на скорое ЛЕГАЛЬНОЕ облегчение придала ему сил, но почуявшая скорый выход моча невыносимо терзала лопающийся пузырь Умы. Он трясся от мук, держась за пах и стоя на коленях спиной к корыту, чтобы не поддаться искушению. Ты не будешь ссать, ты дотерпишь, уговаривал он себя. Ты не испортишь первую встречу с Учителем обоссанными штанами!

Из глаз лились слёзы боли, Ума тихо ныл сквозь стиснутые зубы. Жестокая пытка мочой усиливалась с каждой секундой. Весь низ живота сводило острыми спазмами, Ума уже не знал, на каких остатках воли держится. Просто повторял, что ссать ему нельзя. Нельзя. Ни в коем случае… Как бы дико ни хотелось!

Первая упущенная струйка намочила трусы, когда поезд дёрнулся и остановился у перрона. С жалобным криком Ума сильнейшим усилием сжал сфинктер, не давая вырваться следующей струе. От ужаса и безумного желания продолжать ссать — он взвыл и, подскочив, кинулся к выходу из вагона:

— Выпустите! Прошу! Уссыкаюсь! О-о-о-о, как трудно терпеть! — кричал он в мольбе.

Но в этом вагоне уссыкались все — у выхода собралась толпа изнывающих от желания ссать терпильцев и издевательски медленно вываливалась на перрон.

Переполненный пузырь Умы сокращался в агонии, терзая его волнами боли при каждом шаге и вздохе. Через тысячу лет в его заплаканное лицо дунул свежий ветер. Скорчившись от нескончаемых позывов, Ума выполз из вагона и зашкондыбал к ближайшему многоэтажному зданию рядом с вокзалом. Из здания самого вокзала выходил хвост огромной очереди человек на сто — терпильцы ждали, когда же смогут выссать всё накопленное в вокзальный туалет. Вот и вторая возможность, о которой говорил Учитель. Но такая огромная очередь точно не проссытся за полчаса стоянки поезда, нет смысла там стоять!

Быстро идти было невыносимо. Через каждые несколько шагов болезненный позыв пронзал живот Умы словно копьём, и из пережатого члена вырывалось мокрое и горячее, обжигало пальцы. Ума останавливался и сжимался всем телом, чтобы пережать безудержную струю мочи.   
   
“Обмочился, опять не утерпел, ну почему я такой несдержанный”, — думал он в ужасе, представляя, как с каждым упущенным миллилитром мочи добавляются минуты и часы его страданий от порки.

Прохожие уступали ему дорогу:

— Смотрите, обоссался. В поезде многие не вытерпливают.

На последних остатках воли Ума ворвался в дверь здания. Это оказалась гостиница: портье стоял за стойкой. Моча билась, казалось, уже в голове Умы, он ничего не соображал и выпалил, задыхаясь:

— В туалет… прошу вас… сжальтесь…

Портье сочувственно оглядел его промокшие в районе паха шорты.

— Наш служебный туалет занят. Там шестнадцать пассажиров с вашего поезда, вы семнадцатый. Проходите прямо и налево. Приятного облегчения.

Ува взвыл в безысходности: если каждый из шестнадцати даже по две минуты будет мочиться, он не успеет на свой поезд!

Живот болел адски, неистовое желание поссать сводило с ума.

— Ёмкость… — пропыхтел Ума. — Дайте хоть ведро… за штаны или пол… меня выпорят ещё больнее… Умоляю… Уссыкаюсь… не могу больше… Льётся…

— Вы можете снять у нас номер и помочиться там, — сказал портье.

— Да! Конечно! — обрадованно вскрикнул Ума и тут же зов мочевого пузыря согнул его пополам. В трусы вырвалась очередная струйка, пронзая его одновременно и болью, и наслаждением. Уме даже дышать не хотелось так сильно, как продолжать писать прямо себе в шорты. Но он сумел сконцентрироваться и удержаться от неконтролируемого ссанья. Он по-прежнему терпел, дрожа всем телом, не сдавался, хотя уже проиграл эту битву!

— Шестой этаж, номер шестьсот три. Лифт за поворотом, — портье протянул ему ключ. — Плата за номер пятьдесят ударов хлыстом в час, запишу на ваш счёт, потом вытерпите. Приятного облегчения.

Ума уже не слушал, ковыляя к лифту и сжимая в руке ключ. Он должен был держаться, до облегчения оставались минуты. Другие пассажиры лифта придержали для него дверь, поддержали его борьбу:

— Терпите, немного осталось, вы же, наверно, так долго сдерживались!

Шестой этаж — наконец-то! Завывая в голос от горячего желания ссать, Ума доковылял до двери с номером 603. Чтобы отомкнуть дверь, ему пришлось убрать одну руку от паха.

Почуяв волю, мочевой пузырь предательски содрогнулся и выплеснул ещё одну струю мочи. Ума, задыхаясь, пережал её занемевшими от терпения пальцами. Он уже понял, что всё получится. Он упустил всего каких-то миллилитров 50 мочи, уретральный счётчик потом покажет. Сейчас он поссыт. Ещё чуть — и он будет ссать в настоящий унитаз, будет журчать долго и сладостно…

Ключ не слушался в дрожащих пальцах, но Ума справился и с ним. Бросив дверь открытой, он завалился в номер. Вот дверь в уборную, вот призывно белеющий унитаз с поднятой крышкой! Наконец-то, наконец-то!

Ума снова убрал одну руку от паха, рванул молнию шортов. Та не поддавалась. Он задёргал яростнее. Проклятая молния! Он же сейчас обоссытся прямо рядом с унитазом! Вот досада!

Ума понимал, что произойдёт, если он уберёт от паха обе руки. Но выхода не было. Он приготовился сделать самое сильное терпильное усилие в жизни, сжал сфинктер так, что в глазах замелькали искры… и задёргал молнию двумя руками…

Безуспешно!

Молнию шорт заело, а под ней, прямо над вожделенным унитазом, изнывал от жутких мучений его раздутый мочевой пузырь.

Терпеть дальше было просто невозможно, Ума дошёл до предела. Всё, что он успел, уже ничего не соображая от желания ссать, это направить член в шортах вниз, чтобы моча стекала по ноге, а не залила весь перед шортов.

А из члена уже не текло — из него хлестало. С гудением и шипением мощная струя мочи била в унитаз прямо сквозь ткань. Обоссанная штанина тяжелела, горячее жгло ногу и сулило Уме множество часов порки — обмоченная одежда один из самых тяжких проступков! Терпильцы обязаны вовремя снимать штаны, когда чувствуют, что сейчас обоссутся!

Но он уже не мог ничего поделать. Раскрыв рот и задрав лицо к потолку, Ума прижимал ладони к животу и с долгими стонами…

…с  с  а  л

Наслаждение от ссанья было невероятным, он словно невесомо парил в небесах. Как же он долго хотел этого! Сколько мук натерпелся! И до чего приятно просто журчать плотной струёй в унитаз, млея от облегчения.

Ума потерял счёт времени, пока его пузырь опорожнялся, даря ему блаженство. Когда струя мочи истончилась, а потом и вовсе оборвалась, выплеснув последние несколько капель в унитаз, Ума отжал руками мокрые штанины, чтобы с них не капало. Опустошённый живот всё ещё болел, но был великолепно пуст.

Ума старался не думать о предстоящей ему порке, хотя ужас холодил его. Поездка не задалась с самого начала, и остаток пути ему придётся провести в вагоне для наказаний. Хотя он честно домучился до самого унитаза, упустив совсем немного мочи. Это было обидно.

Смыв мочу в унитазе, Ума в прилипших к ногам шортах покинул номер и зашагал навстречу своему позору. Сейчас весь поезд увидит, что пассажир, который бахвалился разрешением на безлимитное мочеиспускание, обмочил все шорты. Стыд-то какой!

Но как же всё-таки приятно выссаться полностью после долгого терпения.