Уже пора было выходить. Она взглянула на часы – точно пора. Хотела быстро заскочить в туалет, но у неё в квартире был совмещённый санузел, а в душе сейчас мылся батя, так что это явно надолго.
Он едва не проспал сегодня, вскочил в волнении, залил в себя запасную банку пива ради опохмела после вчерашней попойки, принял душ, почистил зубы и стремительно выдвинулся на встречу к ней.
Она жила в новом микрорайоне на холме, почти на окраине города, куда ещё не добрались многоэтажки, инфраструктура и закатывающие природу в бетон дороги. Ехал он минут тридцать через весь город на маршрутке, но успел вовремя, успел даже покурить и зажевать запах жвачкой, пока ждал её у подъезда.
Наконец вышла и она – в коротком бежевом платьице с цветочным узором, которое едва доходило ей до середины бёдер. Они обнялись и поцеловались. Было жарко.
Рядом с микрорайоном, где она жила, было непаханое поле и не вырубленный лес, где они договорились прогуляться. Как бы в городе, но как бы и почти на природе – вдалеке от машин, дорог и цивилизации. Пошли пешком.
Ей нравилось всё, кроме плескавшегося внизу чая. Зря не сходила. Радовало только, что идут гулять по совсем безлюдным местам. И всё же, если придётся, то будет стыдно. Даже если он ничего не увидит, то будет знать, что ей пришлось дать эту слабину.
Они перешли трассу, отделявшую микрорайон от ещё не застроенного поля. Вдаль вела тропинка в густой лесок, за которым расстилалось поле. Здесь раньше были ботанические сады, заброшенные уже лет эдак двадцать, и теперь неухоженная растительность цвела буйным цветом.
Они болтали обо всяких повседневных пустяках, учёбе, универе и планах на следующие выходные. Они шли по тропинке, и ей было всё труднее удерживаться от того, чтобы дёрнуть его за руку, крепко обнять (но не слишком, чтобы не толкнуться об него наполняющимся низом живота), поцеловать в щёку, смущённо пробормотать «извини, я сейчас», сбежать в высокую траву и усесться там, никем не замеченной. Но нельзя.
Он думал после утреннего пива о том же самом, но в его мечтах всё было куда прозаичнее – дойти уже до леса, отлучиться на минутку, и встать под ближайшим деревом.
Но никто из них ничего не предпринял, и они шли дальше. Солнце напекало уже порядочно, хотя до полудня и было далеко. Он рассказывал ей какую-то историю, когда она вдруг остановилась, как вкопанная, и он обернулась.
Он обернулся:
- Что такое?
Она помотала головой, крепко свела ноги в коленях и наклонилась, словно стараясь завязать шнурки. Это было огромной ошибкой, потому что, едва она согнулась, сползший с талии поясок от платья нещадно сдавил её внизу живота, от чего она вздрогнула и едва не ойкнула. Да и шнурков никаких на её обуви не было.
- Всё хорошо?
Она выпрямилась, отряхнула платье и кивнула. Удержала. На секунду обрадовалась, а потом подумала – какой смысл? Они отошли уже далеко от дома, почти вошли в лесок, деваться тут некуда.
Они шли дальше. Она чувствовала, как по внутренней стороне бёдер стекает пот, ей очень хотелось верить, что это всего лишь пот, но не лезть же себе вот так при нём под юбку. Она старалась шагать совсем уж мелкими шажками, стараясь тереть бёдрами друг о друга при каждом шаге. Наверное, это всё-таки пот. У неё уже и платье к спине прилипло (лишь бы не к груди), да и на лбу испарина выступила.
- Жарко сегодня – протянул он.
- Н-ничего – ответила она – дойдём до деревьев, будет прохладнее.
И действительно, они дошли до рощицы, и их окатило прохладой. Жаркое июльское солнце осталось где-то далеко наверху, едва пробиваясь через древесные кроны. Тень и прохладный полумрак окутали их с головой, и оба выдохнули – по одной и той же причине. Хотелось чуть меньше.
Ему было легче, у него стоял. От её запаха, от её мимолётных и как бы случайных прикосновений, от её явного беспокойства. Он не сразу понял, то ли это самое желание, но когда она в очередной раз согнулась пополам, громко выдохнула, и чуть ослабила и без того сползший вниз поясок, переминаясь с ноги на ногу, ему всё окончательно стало ясно. Она хотела писать. И от одной этой мысли он становился сильнее и крепче.
Они шли по протоптанной тропинке через лесок, и он гадал, сколько ещё она продержится. Старался поддерживать беседу, не выдавая внутреннего волнения. Впервые они в подобной ситуации. Иногда он думал, что было бы интересно понаблюдать за ней при сильном желании, но он и думать не мог, что это случится именно сегодня, именно сейчас.
Она прикидывала про себя расстояние. Скоро они выйдут из леса, и медлить больше нельзя. Там дальше, конечно, поле и высокая трава, но всё равно она будет как на ладони. Значит, нужно сейчас. Вдох-выдох. Закусила губу. Дёрнула за руку.
- Что? - обернулся он.
Во взгляде читалась мольба.
- Ты прости… я отойду?
Он изобразил безразличие.
- Конечно.
Она развернулась, взметнула коротенькой юбкой платья так, что бёдра оголились до ягодиц, и скрылась в кустах у тропинки. Он прислушался. Вдалеке слышался шум.
Она сгорала от стыда. Не сказала, зачем, но и так всё понятно, зачем же ещё девушке посреди леса отходить в кусты?
Он ждал её на тропинке. Отвернуться она не просила, но за кустами и густой листвой и так ничего не было видно. Пусть так. Пусть он ничего не увидит, но будет знать наверняка, доподлинно, окончательно, что самое большее в десятке метров от него облегчается изнемогающая от желания пописать девушка – даже если он сам этого и не видит. Шум приближался.
Она нашла укромное местечко за большим деревом, прислонилась спиной к стволу и уже на голом инстинкте задрала юбку, одновременно приседая, как вдруг неподалёку послышался хруст и шорох.
- Ай! – она застыла в полуприседе, с задранным платьем, разведёнными ногами и спущенными до колен серыми трусиками, инстинктивно сжав все мышцы и успев пустить лишь короткую струйку, смочившую сухие ветки под ней. Кто-то приближался.
Он всё ещё ждал на тропинке, когда к нему подъехало несколько парней на велосипедах. Окрестности подходили для велопробега идеально, и они, по всей видимости, решили здесь устроить короткую передышку.
- Так, парни, тормознём тут. Отлить бы надо.
Парни оставили велосипеды у обочины тропинки и уверенными шагами направились в сторону зарослей.
Услышав хруст сминаемых ногами веток, она ещё раз сжалась изо всех сил, выпрямилась, натянула трусики и оправила платьице. Спрятавшись за деревом, она видела, как велосипедисты рассредотачиваются по кустам, встают у деревьев и поливают округу, весело обсуждая, сколько они уже успели проехать за это утро, и сколько ещё предстоит. В её сторону никто не шёл, и она подумала, что тревога ложная, что можно было и продолжить, но…
В трусиках уже чувствовалась предательская тёплая капелька, но мышцы будто намертво заклинило. Она чувствовала, что между ног будто из ниоткуда появляется капитальный шлюз, который не позволит ей больше испустить ни капли. Конечно, можно было бы подождать, пока они уйдут восвояси, но место уединения было уже безвозвратно нарушено. Да и потом, её уже долго не было, а он ждёт…
«Если меня так долго не будет, что, если он подумает, что мне пришлось… по-большому?!» - от одной этой мысли у неё к горлу подкатила тошнота. И тогда она, тяжело вздохнув, но не теряя ни капли достоинства, и ни капли больше мочи из изнывающего низа живота, отправилась обратно.
«Так, чёрт с ним, не потеряемся, раз такое дело, то и я отолью» - решил он и стремительно отправился в заросли. Парни из велосипедного клуба уже закончили отливать и возвращались к своим велосипедам. Её нигде не было видно. Он остался совсем один, пристроился у дерева и расстегнул ширинку. Стояк. Каменный. Накрутил себя мыслями о том, что она писает где-то неподалёку.
Интересно, а была ли она уже переполнена до краёв и не могла держаться больше, или просто трезва рассудила и решила сбегать, пока не поздно? Присела ли она полностью или писала на полусогнутых? Не замочила ли трусики? Интересно, какого они цвета? Не попали ли брызги на обувь?
Он лихорадочно задавал себе эти вопросы, раз за разом прокручивая их в голове и дёргая сжатой в кулак рукой, пока не пришёл ответ. И тогда он обмяк, и облегчение окропило землю.
Велосипедистов уже и след простыл, а они снова стояли на тропинке. Жизнь для него заиграла новыми красками, небо, пусть даже скрытое за кронами, было как никогда голубым, трава – зелёной, а воздух – головокружительно свежим.
- Пойдём дальше?
- Д-да – ответила она.
Пока они выходили из леска, она нет-нет да и оборачивалась в сторону зарослей. Может сейчас, пока не поздно? Теперь-то никто не помешает.
Стало светлее, и она поняла, что всё. Ушёл поезд. Кончился лес, и перед ними теперь было огромное поле выжженой солнцем травы, отливавшей в его лучах золотом. Теперь их обдало жаром.
«Не выдержу, не выдержу, не выдержу» - лихорадочно проносилось в голове.
Она держала его за руку (ладонь уже вся вспотела), но она чувствовала, что ещё больше потеет внизу. Каждый шаг отдавался эхом в низ живота, который уже распирало, а ослаблять поясок было уже некуда.
- Давай помедленнее – выдохнула она наконец.
Он снова оглянулся на неё.
«Всегда он так, пристально на меня смотрит, только когда что-то не так со мной» - разозлилась она в душе.
Она бледнела, краснела и снова бледнела.
- Не хочу торопиться. Погода приятная.
- И правда.
Беззаботный дурак, расстегнул штаны, достал хер, поссал себе под сосной и счастлив. Сейчас она как никогда обожала члены за эту способность и ненавидела их за эту невероятную житейскую несправедливость. Взмокшие трусики уже начали скатываться сзади к середине, а промежность щемило просто немилосердно. Она уже вовсе его не слушала, стараясь лишь чтобы одиночные капельки стекали по ногам, а не падали шлепками в сухую землю. Скрещивай ноги. Мелкими шажками. Замедляй его. Она понимала окончательно, в какой-то момент к ней пришло это понимание, когда низ живота пронзила тупая ноющая боль, а трусики вновь увлажнились – что кроме высокой травы выхода больше нет. Она судорожно оглянулась. Никого, кто мог бы помешать. Никаких велосипедистов. Только он и она в золотом поле.
И тогда ей, в окончательно обезумевшую от единственного желания голову, пришла идея. Не можешь скрыть ситуацию - переиграй её. Она внезапно бросилась к нему на шею, стараясь отстранить низ живота подальше, крепко поцеловала (но в щёку, иначе он бы уже не отпустил, почувствуй он вкус её губ), и прошептала:
- Сделаешь фото?
- Здесь? – он достал телефон и удивился, хотя, место было и вправду живописное.
Она кивнула и отбежала подальше, метров на тридцать, чтобы панорама была шире, туда, в густую сухую выжженную траву, доходившую ей до пояса. Встала в позу, раскинула руки, свела ноги.
- Готово – показал он большой палец.
«Ещё чуть-чуть» - подумала она про себя.
Одной рукой, совсем незаметно, она сдвинула отсыревшие трусики вбок.
- А теперь так! – она широко расставила ноги, согнулась, и выставила другую руку вперёд, словно фехтовальщица в выпаде.
И тогда из неё полилось.
Как можно незаметнее она старалась придерживать сползающие обратно в промежность трусики другой рукой. Струя разбивалась о траву, брызгала на пальцы и ноги, но было уже не важно.
- И наконец…
Она присела так, чтобы из травы выглядывала лишь её голова, незаметно для него задрала платье и окончательно стянула трусики, поливая мощным напором всё перед собой. Но ничего этого он не мог видеть.
- Сфотографируй так, будто спряталась! – сверху торчало лишь её довольное лицо и вытянутые вверх руки.
Когда всё закончилось, она натянула трусики, быстро обтёрла свои забрызганные ноги и между ними сухой травой, и резвыми скачками самой счастливой девушки на свете прибежала к нему.
- Покажи, покажи! – висела она у него на шее.
Фотографии были прекрасны. Счастливая девушка солнечным днём в золотом поле. Она подарила ему эти моменты и эти фотографии. Но сколько он не вглядывался в эти фото, даже годы спустя, он так и не понял, что заснял её писающую – и счастливую. Лишь золотому полю это было ведомо.