Ещё одна история от имени героини и от первого лица.

Десятый класс – это возраст, когда мир кажется черно-белым, а чувства – преувеличенными до предела. Тогда я ещё не знала, что настоящая черно-белая полоса жизни – это не подростковые драмы, а дни, когда тебя унижают так, что цвета блекнут навсегда. А началось всё, как водится, банально: из-за парня. Его звали Макс, и он был тем самым объектом всеобщего внимания, вокруг которого плелись интриги, завязывались дружбы и, как оказалось, разгорались настоящие войны.

Она. Вероника. Фигура, выделяющаяся на фоне прочих. Высокая, с пышной копной рыжих волос, и с такими пронзительными, острыми глазами, что, казалось, их пронизывающий взгляд мог бы парализовать, лишить возможности действовать. Мы с ней никогда не были близкими подругами, но и открытой вражды между нами не существовало. Так продолжалось до того рокового момента, когда Макс начал проявлять ко мне внимание, которое, будучи весьма умеренным, тем не менее, не осталось незамеченным. Не то чтобы я испытывала бурный восторг, но это внимание было, безусловно, приятно, особенно на фоне общего равнодушия окружающих, которые меня, по сути, почти не замечали. Вероника же, как выяснилось позднее, склонна была считать Макса либо своей личной, неоспоримой собственностью, либо, по крайней мере, будущим приобретением, которое ещё только предстояло закрепить за собой. И когда она невольно стала свидетельницей того, как он, улыбнувшись, адресовал мне несколько слов после окончания очередного урока, в ее глазах вспыхнул недобрый, тревожный огонь.

«Ты что, всерьёз думаешь, что он тебя хотя бы заметил?» – её голос, вынырнув из неожиданной близости, звучал ядовито-сладко, с едва уловимой ноткой презрения, когда мы случайно столкнулись у дверей кабинета в шумном школьном коридоре. «Он просто проявил элементарную вежливость. Не пытайся строить иллюзий, жалкое подобие человека».

Тогда я совершенно не врубилась в истинное значение этих слов, не осознала, что это лишь самое начало. Начало чего-то неизмеримо более жестокого и подлого, чем простые, пусть и обидные, словесные атаки. Это было лишь предвестие.

Утро того дня началось совершенно обыденно, ничем не отличаясь от сотен других. Уроки шли своим чередом, наполняя пространство класса привычной школьной суетой, звонками, переменами. В обеденный перерыв я, как обычно, отправилась в столовую. Взяв свой привычный поднос, на котором уже возвышалась порция аппетитного картофельного пюре, свежий овощной салат, я обнаружила, что моя порция компота уже стояла на отведённом мне месте. Всё было привычно, предсказуемо, до боли знакомо.

Вероника, словно невзначай, проходила мимо моего столика. Я не сразу обратила на неё внимание, погруженная в свои мысли. В какой-то момент она, казалось, что-то уронила – возможно, ручку или тетрадь – и, подобрав, молча пошла дальше. Я, не придав этому событию какого-либо значения, вернулась к своей еде. Я начала пить компот, затем приступила к салату, запивая всё это. Ничего необычного, ничего, что могло бы вызвать подозрение.

Первый, едва уловимый, тревожный звоночек прозвенел уже на уроке истории. Внезапно я почувствовала резкое, неожиданное сжатие внизу живота. Поначалу я списала это на простое недомогание, возможно, выпила слишком много воды за обедом, или что-то не то съела. Но ощущение не проходило, а, наоборот, начало нарастать, становиться всё более острым, постепенно переходя в настоящие, спазматические боли. Дышать стало затруднительно, каждый вдох давался с трудом, вызывая новое усиление дискомфорта. Я почувствовала, как меня охватывает настоящая паника, и, собрав последние силы, попыталась привлечь внимание учителя.

«Мария Ивановна, можно выйти?» – едва выдавила я из себя, изо всех сил стараясь не застонать от нарастающей боли, которая уже начинала сковывать тело. Мой голос дрожал.

«Сидите, Бабаюкова. До конца урока ещё полчаса. Потерпите», – отрезала учительница, не отрываясь от своих записей, казалось, совершенно равнодушная к моему состоянию. Её тон был непреклонен, не допускал никаких возражений.

«Мария Ивановна, пожалуйста! Мне очень плохо!» – снова, уже более настойчиво, попросила я, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу. Боль стала невыносимой, пульсирующей, словно внутри тела происходила настоящая битва.

«Так! Не срывайте мне урок! Вам сколько лет, в конце концов? Неужели так сложно немного потерпеть?» – учительница была непреклонна, её терпение, похоже, подошло к концу. Мне казалось, что от её слов боль усиливается, становясь ещё более мучительной.

И я терпела. Эти тридцать минут превратились в вечность, раздробленную на бесконечные, мучительные моменты. Время тянулось с чудовищной медлительностью, каждый миг растягивался, как резина, наполненный нарастающим напряжением. Спазмы не прекращались, сменяясь невыносимым, давящим чувством, которое, казалось, грозило разорвать меня изнутри. Я чувствовала, как моё тело буквально разрывается, как внутренние органы сдавливаются с немыслимой силой. Пот лился ручьями, стекая по лицу, шее, спине, промочив одежду. Руки дрожали так сильно, что я с трудом могла удерживать на парте. Я кусала губу до крови, пытаясь игнорировать нарастающие позывы, стараясь не издавать звуков, не привлекать лишнего внимания, но это становилось всё более бесполезно.

В голове стучало, отсчитывая секунды до конца этого кошмара. Каждый удар отдавался пульсирующей болью, грозящей взорвать мозг. Казалось, звуки вокруг приглушены, мир сузился до одной точки – ощущения собственного тела, преданного и измученного. Я пыталась отвлечься, сосредоточиться на чем-то другом, но все попытки разбивались о стену боли и отчаяния. Перед глазами плыли цветные пятна, а в ушах звенело, как будто кто-то бил в наковальню.

С каждой минутой становилось только хуже. Дыхание участилось и стало поверхностным, словно я задыхалась в собственных муках. Я чувствовала, как кровь приливает к лицу, которое горело огнем. Я знала, что еще немного, и я не смогу больше сдерживаться.

Я судорожно вцепилась в край парты, пытаясь удержать равновесие, не упасть в обморок. Мир вокруг вращался, как карусель, теряя очертания. Я закрыла глаза, пытаясь хоть на мгновение отключиться от этой пытки, но и за закрытыми веками боль преследовала меня, словно хищник, не дающий передышки.

Я с трудом открыла глаза и посмотрела на часы. Стрелки двигались с невыносимо медленной скоростью. Казалось, время остановилось, чтобы продлить мои муки. Я почувствовала, как по щеке скатилась предательская слеза. Я больше не могла. Я была на грани срыва. Осталось дотерпеть 5 минут.

Но тело, словно ставшее чужим, уже не слушалось меня, утратило всякий контроль. Сначала это было лишь лёгкое, но неудержимое ощущение, предвестник катастрофы – непроизвольное мочеиспускание. Затем… всё. Тихий, предательский шипящий звук, который, казалось, эхом отразился по всему классу, сотрясая тишину. Резкий, унизительный запах, ударивший в нос, сопровождающий мокрую, расползающуюся посреди урока лужу под моим стулом. Это было невыносимо стыдно.

Я не могла пошевелиться, не могла даже предпринять попытку что-либо скрыть, прикрыть, уменьшить масштаб унижения. Весь класс замер, словно по команде. Я слышала шорохи, шёпот, видела, как удивлённые взгляды одноклассников медленно сменялись взглядами, полными нескрываемого презрения и отвращения. Мария Ивановна, наконец, повернулась, её лицо выражало смесь изначального шока и явного отвращения. В тот момент мне хотелось лишь одного – убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть и не чувствовать эту мгновенную, беспощадную оценку моей полной беспомощности и позора.

Я, шатаясь, встала, обходя свою лужу.  Пройдя через весь класс, мимо смеющихся или переглядывающихся одноклассников, под ледяным взглядом учительницы, я выбежала в коридор, едва сдерживая рыдания. Спотыкаясь, я почти добежала до туалета, заперлась в кабинке и просто села на унитаз и заплакала. Я смотрела на свои мокрые штаны, на свои дрожащие руки. Это было самое страшное унижение в моей жизни. Я чувствовала себя ничтожно, как будто меня никто никогда не сможет отмыть от этого позора...

На следующий день я пришла в школу, как зомби. Меня привезла мама, потому что я боялась идти одна. Я была в другой одежде, но ощущение мокрой ткани, запах, всё ещё преследовало меня. Когда я шла к своему шкафчику, навстречу мне вышла Вероника. Её лицо было самодовольным, а в глазах плясали дьявольские огоньки.

«Ну что, Алиса, как тебе вчерашний "праздник"?» – её голос звучал ехидно. «Я же говорила, отстань от Макса. Или тебе мало? Ещё хочешь так же опозориться? Думаешь, это всё? У меня есть ещё кое-что, чтобы ты снова промокла. Или, может, тебя лучше засушить совсем? Чтобы ты и обосралась, а не только обоссалась.».

Её слова, полные ненависти и отвращения, были хуже, чем вчерашний позор. Я стояла, не в силах произнести ни слова, просто глядя на неё. Она явно наслаждалась моим страданием. Она хотела, чтобы я чувствовала стыд, чтобы весь мир смеялся надо мной.

Но, видимо, судьба решила перевернуть игру.

В тот же день, во время перемены, я стояла, прислонившись к стене, пытаясь просто не думать. И вдруг услышала какой-то громкий разговор у окна. Паша, мой одноклассник, которого я знала с начальной школы, случайно подслушал, как Вероника хвасталась своей подружке, как она наложила мне таблеток в компот, чтобы «научить уму-разуму». А главное – она говорила, что сделала это, потому что я заслужила, потому что «нечего лезть к чужим парням». Паша, который всегда был тихим, но справедливым, не стал умалчивать. Как мне рассказали, все остальные от него узнали.

И тут началось то, чего Вероника точно не ожидала. Неожиданно, как будто по команде, все одноклассники, которые ещё вчера, возможно, хихикали или делали вид, что ничего не видели, встали на мою сторону. Взгляды, направленные на Веронику, были полны осуждения. Те, кто всегда молчал, теперь громко высказывались.

«Вероника, ты что творишь?!» – воскликнул кто-то.

«Это было отвратительно!» – поддержал другой.

«Как ты могла? Это же человек!»

«Ты совсем с ума сошла? Это подлость!»

Я слышала их слова, и мне казалось, что я просыпаюсь от кошмара. Кто-то подошёл ко мне, положил руку на плечо. «Алиса, не переживай. Мы с тобой», – сказал Макс. Да, сам Макс, который был причиной всего этого, теперь смотрел на Веронику с презрением и говорил мне слова утешения. Это было так неожиданно, так важно. Другие ребята подходили: «Это не твоя вина», «Мы всё знаем», «Держись». Я чувствовала, как огромный груз сваливается с моих плеч. Они видели не мою слабость или позор, а её жестокость.

Вероника же металась, как загнанный зверь. Она кричала, психовала, пыталась отрицать, но все её слова тонули в общем хоре осуждения. Её лицо исказилось злобой, она не могла поверить, что её план провалился. Вместо того чтобы унизить меня, она сама оказалась в центре внимания, но уже как злодейка, как мучительница. Её ненависть, направленная на меня, обернулась против неё самой.

«Это всё из за Макса!» – кричала она, но её никто не слушал.

«Просто он выбрал не тебя и ты завидуешь!» – бросил кто-то из толпы, теперь уже обращаясь к ней.

«Идиотка!»

«Осуждаем!»

Этого она, видимо, стерпеть не смогла. Когда закончились уроки, я шла к выходу, всё ещё немного растерянная от произошедшего. И тут, откуда ни возьмись, появилась Вероника. Её глаза были красными от гнева, она была готова взорваться.

«Ты! Ты думала, всё так просто закончится?!» – она выскочила прямо передо мной, преграждая путь.

«Отстань, Вероника», – тихо сказала я, но в моём голосе уже не было того страха, что вчера.

«Отстань? Ты думаешь, тебе легко отделаться? Я сделаю с тобой такое, что будешь жалеть, что родилась!» – она схватила меня за волосы, толкнула.

Не знаю, что на меня нашло. Возможно, всё накопившееся напряжение, страх, злость, унижение, а теперь ещё и физическая боль. Я не была драчуньей, но в тот момент я почувствовала, что больше не могу терпеть. Я оттолкнула её, и завязалась драка. Она била меня, я отвечала. Мы катались по земле, кричали, срывая голоса. Я её сделала! Нас растащили подоспевшие учителя и другие ученики. Но было уже поздно. У директора, где мы обе оказались, было принято решение. Вероника, как зачинщица, как та, кто напал первым, кто устроил всю эту мерзкую историю, была исключена из школы.

Мне тоже досталось, но гораздо меньше. Выговор, разговор директора с родителями. Но главное – этот кошмар закончился. Я больше не боялась идти в школу. И в глазах тех, кто вчера смеялся, теперь я видела только раскаяние и понимание. И даже уважение.

Конечно, прошлое не стереть, но теперь оно не давило на меня с такой силой. Поддержка, которую я получила, вдохнула в меня новую жизнь, заставила поверить в себя.

Я поняла, что даже в самых тяжелых ситуациях нельзя терять надежду. Что всегда найдутся люди, готовые поддержать и помочь. И что справедливость, пусть и не сразу, но всегда восторжествует. Самое главное – никогда не сдаваться и верить в себя.

Отредактировано Masterpiece (01-11-2025 16:23:22)