Солнце пекло немилосердно, превращая воздух над бассейном в дрожащее марево. Вода была тёплой, как парное молоко, и не приносила прохлады, лишь влажную ласковую свежесть. Лиза лежала на спине на надувном матрасе, раскачиваясь на едва заметной зыби. Её ярко-розовый, закрытый купальник, плотно облегающий тело, стал вторым кожным покровом.
Жара была настолько всепоглощающей, что любое движение казалось подвигом. Мысли текли лениво и медленно, как облака в вышине. И в этой сладкой истоме у Лизы родилось странное, настойчивое желание. Оно пришло не изнутри, а будто извне — от этого тепла, от убаюкивающего плеска воды, от чувства полной расслабленности.
Она повернула голову. Мама сидела в шезлонге под зонтом, читая книгу, но будто чувствуя взгляд взрослой дочери, подняла глаза.
— Мам... — тихо начала Лиза, слегка смущаясь. — Можно я... прямо здесь? Мне так тепло и хорошо...
Мама не удивилась. Она посмотрела на дочь не строгим взглядом, а полным понимания. В её глазах плескалась та же летняя истома.
— Если тебе очень хочется, солнышко, — мягко сказала она. — Ты же не хочешь никуда идти, правда? Это твой маленький секрет, твоя летняя радость.
Разрешение, данное таким спокойным, нежным голосом, сделало желание ещё более острым и приятным. Лиза кивнула, уткнувшись подбородком в грудь, и снова устроилась поудобнее, чувствуя, как матрас нежно поддерживает её спину и ноги.
Она закрыла глаза, полностью сосредоточившись на ощущениях. Сначала было просто тепло. Густое, бархатистое тепло, разлитое по всему телу. Потом, глубоко внизу живота, зародился новый, сконцентрированный жар. Он нарастал, мягкий и настойчивый, обещая освобождение.
Лиза расслабилась и позволила этому чувству вырваться наружу.
Первой пришла волна глубокого, струящегося тепла. Оно растекалось по внутренней поверхности купальника, мгновенно впитываясь плотной тканью. Ощущение было не резким, а плавным, обволакивающим, как очень нежная грелка. Приятная тяжесть наполнила низ живота, и по телу пробежали мурашки блаженства. Ткань купальника, секунду назад бывшая прохладной, теперь стала горячей, влажной и удивительно мягкой. Она прилипла к коже, создавая идеально герметичный, тёплый кокон. Лиза вздохнула с наслаждением, чувствуя, как это тепло пульсирует в такт спокойному биению сердца. Это было похоже на тайное облако неги, которое носила она с собой, — сокровенное, никому не видимое и оттого ещё более сладостное.
А мама, наблюдая за дочерью, чувствовала свою, особенную радость. Она видела, как лицо Лизы замерло в блаженной улыбке, как её пальцы безвольно раскинулись по синему матрасу. Это было не нарушение правил, а момент глубокой близости и доверия. Она позволила дочери следовать за сиюминутным, чистым желанием, позволила ей ощутить полную телесную свободу в безопасных границах её разрешения.
В груди у мамы тоже разливалось тепло — не физическое, а душевное. Острое, сладкое чувство материнства. Счастье от того, что она может подарить эту крошечную, ни на что не похожую радость. Видеть, как её девочка растворяется в моменте абсолютного покоя и удовлетворения, зная, что мама — её сообщница и хранительница этого маленького секрета. Это был их общий, безмолвный договор о доверии, залитый жарким летним солнцем.
Лиза лежала с закрытыми глазами, полностью погружённая в свои ощущения. Горячий, плотный купальник стал для неё коконом, центром вселенной, состоящей из тепла, тяжести и полного принятия. А мама, глядя на неё, улыбалась про себя, чувствуя, что этот душный летний день подарил им что-то хрупкое и бесконечно дорогое — момент абсолютной, безмятежной гармонии.