Идея для рассказа взята из обсуждений на этом форуме. Может быть еще, когда то читал похожее на этом форуме. Но не помню. Если что, не сочтите за плагиат.

Саша и Лена летели домой.

Самолет затрясло так, что казалось, словно он вот-вот разломится на куски. Небо за окном было свинцовым, а каждая новая волна турбулентности обрушивалась на корпус с пугающей силой, сотрясая все внутри. Лена вцепилась в подлокотники так, что костяшки пальцев побелели. Рядом, пытаясь сохранять спокойствие, сидел Саша. Его рука лежала поверх ее, слегка сжимая, но даже это простое прикосновение казалось слабым против бушующей стихии.

Голова гудела от низкого, вибрирующего рокота двигателей, смешанного с нервным стуком ее собственного сердца. Каждый толчок, каждый резкий крен самолета подбрасывал ее вверх, а потом с глухим шлепком опускал обратно на кресло. Страх – холодный, липкий – начал расползаться по венам.

«Не думай об этом, любимая», – прошептал Саша, чувствуя, как ее напряженное тело дрожит рядом. Он сам был не в восторге от такого полета, но видел, насколько ей хуже.

«Саш, мне  нужно в туалет», – тихо сказала Лена, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее. Она ухватилась за его руку, пальцы сжались до боли.

«Ох, Ленусь. Там же лампочка горит, видишь? И стюардессы говорили, не до конца полета. Ну, потерпи чуток, хорошо? Скоро посадят». Саша попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

«Я не знаю, смогу ли», – прошептала она, глядя на красную лампочку. Внутри уже начинало неприятно давить

"Саша…"– ее голос дрожал. Она пыталась улыбнуться, но вышло не очень. – "Мне очень нужно в туалет».

Саша повернулся к ней, его взгляд сразу стал немного тревожным, но голос остался ровным, успокаивающим. «Малыш, понимаю. Но пока нельзя. Видишь, лампочка горит?» Он кивнул в сторону надписи "Пристегните ремни", которая светилась тусклым красным светом.

«Но я не могу больше.» – ее голос сорвался, глаза наполнились слезами паники. Еще час назад все было спокойно, они мило болтали, пили сок, Лена даже успела задремать, уткнувшись ему в плечо. А потом началось. Сначала легкие толчки, потом все сильнее, сильнее, и вот теперь самолет превратился в неуправляемую игрушку в руках жестокого великана.

«Тише, тише, дыши», – Саша привлек ее к себе, обнял крепче. – «Ты же у меня сильная. Помнишь, как мы ходили в тот поход, и тебе пришлось идти последние десять километров под дождем, когда ты уже устала?»

«Это другое!» – она всхлипнула, уткнувшись ему в грудь. – «Там хоть было куда присесть.»

«А тут мы потерпим. Вместе. ».
Саша пытался её поддержать.

5 минут спустя.

Тряска не утихала. Самолет кренился, словно лодка в шторм, потом резко дергался вверх, заставляя пассажиров черпать воздух животами. Лена каждые несколько секунд вздрагивала, прижимаясь к Саше. Ей было страшно, очень, но сейчас к страху добавилось еще одно, куда более насущное ощущение. Давление внизу живота становилось почти невыносимым. Несколько раз ей казалось, что еще чуть-чуть, и она не выдержит. Она сжимала колени изо всех сил, впиваясь ногтями в свои бедра.

«Саша, мне плохо» – прошептала Лена, стараясь говорить как можно тише, чтобы не привлекать лишнего внимания, хотя сейчас, кажется, все вокруг были слишком заняты борьбой со своими страхами. Ей казалось, что все тело дрожит, не только от вибрации самолета, но и от напряжения.

«Держись, любимая. Просто считай», – его голос был как ледяной душ для ее разгоряченной паники. – «Считай до ста. А потом еще раз. Представь, что сидишь дома, на диване, смотришь кино. Только без тряски».

«Я стараюсь, но не получается,» – она чувствовала себя маленькой, беспомощной девочкой, и ей так хотелось, чтобы кто-нибудь ее спас. Или хотя бы дал успокоительное. Но кто даст, когда вокруг такая буря? Стюардесса, молодая девушка с очень бледным лицом, уже минут двадцать как притихла и больше не ходила по салону.

На 10 минуте.

Неприятное, нарастающее давление внизу живота. Кажется, будто кто-то медленно надувает шар. Лена ерзала на кресле, пытаясь неуловимо изменить позу, чтобы уменьшить дискомфорт.

«Надо было до посадки не пить воду», – ругала себя Лена мысленно. Самолет резко тряхнуло.  Лена вскрикнула, крепче вцепившись в его руку. Ее живот сжался в тугой узел.

«Спокойно, спокойно, слышишь? Это просто ветер. Ничего особенного», – уговаривал Саша, гладя ее по руке. «Смотри на меня. Только на меня». Он старался говорить ровно, хотя сам чувствовал, как воздух вокруг стал плотнее от напряжения.

Каждый новый виток воздушной ямы, каждая резкая подпрыжка кресла вызывали новую волну паники. Она старалась дышать. Глубоко. Медленно.

«Всё будет хорошо, Ань», – ещё раз повторил Саша, его глаза, полные нежности и некоторого беспокойства, встретились с её. «Мы же вместе. Помнишь, как мы на аттрацционах? Ты сначала кричала, а потом смеялась».

«Это не аттракцион, Саша!» – вырвалось у неё, голос дрожал.
Она не договорила, просто показала взглядом на быстро меняющийся пейзаж за окном, который сейчас больше напоминал сюрреалистичную картину, чем реальность.

«Я знаю, я понимаю. Но поверь, пилоты – профессионалы. Они с этим справляются каждый день. Сейчас прорвёмся», – он ласково погладил её по щеке. «Может, тебя отвлечь? Рассказать что-нибудь?»

Аня хотела ответить, но в этот момент самолёт снова резко дёрнуло вверх, а потом ещё сильнее.

Он говорил о чем угодно: о их планах на отпуск, о смешном котенке, которого они видели вчера, о том, как приземлимся и съедим по огромному мороженому. Его голос был ее единственным якорем в этом бурном море страха и физического дискомфорта.  Его спокойствие, хоть и казалось порой наигранным, действительно помогало ей не потерять себя.

15 минута :

В мочевом пузыре зародилось жгучее, нарастающее давление. Оно было неоспоримым, настойчивым. Пот выступил на лбу, несмотря на прохладу салона. Она судорожно пыталась переключить своё внимание, вспомнить что-то приятное, что-то, что могло бы отодвинуть эту физическую нужду на второй план, хоть на несколько минут. Но с каждым новым толчком всё больше и больше ощущала, как её собственные мышцы начинают сдаваться под натиском природы, как она вынуждена их напрягать с такой силой, что становилось больно.

«Саш,» – прошептала она, не в силах произнести более внятно.
«У меня там внизу больно».

Мысль о том, что это может случиться с ней, здесь, в этом набитом людьми самолёте, заставляла её дрожать ещё сильнее.

«Я знаю, любимая, знаю. Больно, да? Но ты же у меня сильная. Ты справишься», – Саша говорил это так, словно верил сам.

20 минута :

Турбулентность то затихала на пару минут, превращаясь в легкие подергивания, чтобы через мгновение с новой силой обрушиться на самолет. Каждый такой удар отдавался болью где-то внутри. Лена уже не могла говорить. Она просто крепко-крепко сжималась, стараясь забыть о неумолимом желании.  Всё её существо было сосредоточено на том, чтобы не дать своему телу предать ее.

«Саш, мне правда очень плохо. Я не могу больше». Слезы навернулись на глаза.

«Представь, что мы сейчас не в самолете», – предложил Лена. «Представь, что мы на пляже. Жаркое солнце, теплый песок…»

«…где нет никаких туалетов», – мрачно закончила Лена. Давление усилилось, теперь оно было постоянным и настойчивым.

«Главное – не думай об этом. Думай о чем-нибудь приятном. Скоро сядем, и пойдем куда захочешь. Хоть куда. Хоть в самый роскошный туалет мира», – Саша ласково поглаживал ее по голове.

25 минута :

Становилось совсем тяжело. Лена старалась не двигаться, чтобы не спровоцировать «аварию». Она сидела, напряжённая до предела, скрестив колени, пытаясь всеми силами удержать ситуацию под контролем. Каждый раз, когда самолёт резко плюхался вниз, она задерживала дыхание, ощущая, как её мышцы отказываются подчиняться. Ей казалось, что она уже давно проиграла эту битву, но какое-то внутреннее упрямство, подкреплённое желанием не унизиться перед другими пассажирами и, главное, перед Сашей, заставляло её держаться. Она чувствовала, как предательски предаёт её тело, как становится по капельке влажным. Ощущение было ужасное, унизительное. Она тихонько постанывала, когда тряска была особенно сильной, и Саша тут же обнимал её, шепча ласковые слова, как будто пытался забрать её страх и боль на себя.

«Совсем чуть-чуть, моя хорошая», – он всё ещё верил. «Мы уже почти».

«Саша, я так больше не могу», – прошептала она, голос дрожал от напряжения и отчаяния. «Я чувствую…»

Он заметил её внутреннюю борьбу. Он видел, как тяжело ей. Его решимость поддержать её становилась всё сильнее.

«Держись, любимая. Пожалуйста, просто держись. Поверь мне, ты сильнее, чем думаешь. Это пройдёт. Мы сейчас как-то перетерпим этот момент», – он снова взял её за руку, сжимая её так крепко, как только мог.

30 минута.

Новая серия ударов, более сильных, чем предыдущие. Самолет бросило так, что казалось, будто он летит боком. Лена издала тихий стон. Она чувствовала, как напряжение нарастает, грозя прорваться. Сердце бешено колотилось, вспотевшие ладони сжимались. Она закрыла глаза, пытаясь представить что угодно, кроме тела, которое, казалось, вот-вот предаст ее.

«Саша, я больше не могу. Правда», – прошептала она, ее голос казался чужим. – «Мне кажется, я, сейчас...»,

«Нет, не думай об этом», – он мягко, но настойчиво прервал ее. –
«Думай о другом. Вот скажи, какой фильм мы смотрели на прошлой неделе? Про хакера, который…»,

Он начал пересказывать сюжет, вставляя шутки, пытаясь отвлечь ее. Это было так странно – говорить про беспечную жизнь, когда ты так близка к провалу. Но она цеплялась за его слова, как за спасительный круг. Она слушала, напрягая слух, пытаясь уловить смысл, заглушить физический зов. Она даже попыталась улыбнуться, когда он рассказал смешной момент из фильма. Эта улыбка тут же погасла, когда самолет очередной раз резко дернулся.

35 минута. 

« Просто дыши», – Саша почувствовал её дрожь, её напряжение. Он тихонько поцеловал её в щечку. «Мы справимся. Ты молодец, ты очень сильная».

Лена сфокусировалась на дыхании. Медленный вдох, медленный выдох. Саша продолжал постоянно что-то ей говорить : про работу, вспоминал про звездное небо, когда они были на даче. Он даже спел ей какую-то дурацкую песенку из детства, совсем тихо, чтобы никто не слышал. И она, сквозь пелену страха и боли, слушала. Внутри боролись два желания: одно – природное, неумолимое, другое – отчаянное желание контролировать себя, подчиниться воле Саши, который так старался.

«Спасибо тебе! », – прошептала она, когда очередной виток тряски закончился.

«Я просто люблю тебя», – ответил он, и этот простой ответ, сказанный так спокойно, заставил ее почувствовать что-то, кроме животного страха и дискомфорта. Чувство, что она не одна. Что есть кто-то, кто готов выдержать этот ад с ней, ради нее. Это придавало сил.

Давление стало поистине мучительным. Казалось, что оно раздувает её изнутри, вот-вот разорвёт. Каждый новый толчок самолёта отдавался не только в сердце, но и ниже, усиливая неприятные ощущения. Аня закрыла глаза, пытаясь полностью отстраниться от происходящего вокруг. Она сосредоточилась на одном – на этой невыносимой потребности. Саша продолжал говорить, что-то тихо бормоча, рассказывая о их будущей поездке, о мелочах, которые они хотят увидеть. Но её слух был притуплен, разум скован одним чувством. Она чувствовала, как напряжены её ноги, как сжаты бёдра. Ей казалось, что она вот-вот потеряет эту схватку с собственным телом. Слёзы навернулись на глаза, но она боялась заплакать, чтобы не выдать полностью, насколько ей плохо.

40 минута :

«Я чувствую, Саш! Я чувствую, как мне хочется, как мне ужасно хочется!» – ее голос сорвался. Паника подступила к горлу, удушая.  Она начала дышать так часто, что голова закружилась. «Я не могу держаться, я чувствую, что вот-вот "обоссусь" » Она наконец произнесла это слово.

«Ленусь, прошу тебя, потерпи!..
Я рядом! Мы вместе.». Он улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку, но в глазах его читалась та же тревога. Лена кажется немного успокоилась.

«Если бы не ты, Саша… я бы уже давно…» – она не успела договорить, её прервал очередной резкий толчок. Она посмотрела на него, и в её глазах читалось всё – страх, стыд, благодарность, отчаяние. «Я бы уже описалась в джинсы, если бы не ты. Ты меня удерживаешь». Это было признание. Словно она выговорила то, что накопилось внутри за это время. И это было облегчением, смешанным с новыми позывами.

Саша ответил :
«Ты сможешь, ты молодец!  Я горжусь тобой. Ты невероятно сильная. Ты держишься. Я с тобой!».

45 минута :

Каждая новая тряска отдавалось не только физической болью, но и моральным истощением. Лена чувствовала, как силы покидают ее. Казалось, еще немного – и она просто не сможет контролировать свое тело. «Саш, я не могу, я не сильная, я просто хочу домой…»

«Ты справишься, Лена. Вот сейчас немного, и мы выйдем из этого шторма», – его слова звучали как мантра. Он гладил её по спине, пытаясь успокоить. Он не давил, просто был рядом. И это значило для неё сейчас больше, чем что-либо другое. Благодаря ему, её паника была хоть как-то купирована. Но физическое давление нарастало неумолимо

Она напряглась ещё больше, чувствуя, как последние остатки самоконтроля улетучиваются и он это заметил.

«Лена, смотри на меня», – его взгляд был серьезным, но не осуждающим. – «Все будет хорошо. Ты не сдаешься. Ты же не хочешь, чтобы твои любимые джинсы пострадали?» Он попытался надавить на её любовь к одежде. – «Помнишь, как ты купила их? Целый час выбирала».

Эта дурацкая ассоциация, этот намек на ее собственное самолюбие, на ее заботу о мелочах, которые были свойственны ей в нормальной жизни, как ни странно помогало ей терпеть.

50 минута.

Лампочка «Пристегните ремни» упорно горела. Лена зажмурилась, стиснула зубы.
Внезапно самолёт резко накренился влево, затем с ужасающей силой устремился вниз. Крики ужаса прорезали воздух, смешиваясь с оглушительным рёвом двигателей. Кислородные маски с шипением выпали из отсеков над головами пассажиров.

«Дамы и господа, говорит командир воздушного судна,» – голос пилота, несмотря на статические помехи, звучал удивительно спокойно. «Мы испытываем технические сложности. Прошу всех сохранять спокойствие, пристегнуть ремни безопасности и принять положение для аварийной посадки.»

Стюардесса, преодолевая собственный страх, громко объявила по салону: «Пожалуйста, не паникуйте! Следуйте инструкциям экипажа! Наклонитесь вперёд, обхватите голову руками!»

Лена с ужасом смотрела в иллюминатор, где земля приближалась с пугающей скоростью. Её рука судорожно сжимала ладонь Саши.

«Саша,» – голос её дрожал от страха, – «мы упадём? Это конец?»

Саша повернулся к ней, его лицо было бледным, но глаза полны решимости. «Нет, любимая. Не думай об этом. Пилоты знают своё дело. Они нас спасут.» Он крепче сжал её руку, пытаясь передать ей свою уверенность, хотя сам был далёк от спокойствия. И она это уловила в его взгляде и голосе.

Страх был абсолютным, всепоглощающим. Он вытравливал из нее остатки разума, оставляя лишь первобытный ужас перед лицом неизбежного конца.

Перед глазами мелькнули картины: вот они смеются, сидя в кафе; вот они гуляют под звездным небом; вот тихий вечер дома. Все эти мгновения, такие драгоценные и обыденные, теперь казались нереальными, потерянными навеки. Она ощущала, как тело ее полностью подчинилось непроизвольному дрожанию, отзываясь на каждый толчок, на каждый предательский крен машины, которая теперь казалась скорлупкой, обреченной на растерзание бушующим ветром. Очередной резкий рывок вниз вырвал из ее груди новый, заглушенный стон. Прикосновение Саши, его пальцы, казалось, напрягались, пытаясь удержать ее, будто цепляясь за последнюю соломинку в безбрежном океане хаоса. Но сейчас все было тщетно. Все было кончено.

Самолёт продолжал падать, и Лена почувствовала, как её охватывает странное чувство обречённости. Давление в мочевом пузыре, которое мучило её, теперь казалось таким незначительным по сравнению с перспективой неминуемой смерти. Если они действительно погибнут через несколько минут, какое значение имеют приличия и стыд? То какая разница? Ей стало все равно. Стыд, который еще минуту назад сковал её, ушел на второй план.

Лена закрыла глаза и позволила себе расслабиться. Впервые за всё время полёта она перестала сопротивляться естественной потребности своего тела. Мышцы, которые она так долго напрягала, наконец расслабились.

Поначалу это было лишь небольшое облегчение давления, но затем контроль был потерян полностью. Тёплая влага начала распространяться по её нижнему белью и джинсам. Ощущение было одновременно унизительным и освобождающим – тёплая жидкость медленно пропитывала ткань, создавая влажное пятно, которое расширялось с каждой секундой. Она выдохнула, чувствуя, как напряжение покидает тело, а вместе с ним – и всякое сопротивление.

Голова у неё закружилась от смеси облегчения, стыда и адреналина. Сердце билось так быстро, что казалось готовым выпрыгнуть из груди. Сначала едва уловимо, потом всё сильнее, поток тепла хлынул, разливаясь по её штанам, погружая ноги в нарастающую влажность. Это было мокро, странно, но не так ужасно, как она боялась. Она чувствовала, как влага просачивается через джинсы на обивку кресла, но странным образом это уже не имело значения. Если это последние минуты её жизни, то пусть хотя бы они будут без физических мучений. И Лена просто сдалась.

Саша, сосредоточенный на предстоящем столкновении с землёй, как будто бы не заметил происходящего рядом с ним. Его внимание было приковано к иллюминатору и приближающейся поверхности.

Вдруг самолет резко чуть чуть выровнялся. Двигатели заревели с новой силой, и машина стала набирать высоту. Через несколько минут, которые показались часами, голос капитана снова прозвучал в динамиках, на этот раз более спокойно: «Пассажиры, мы совершим экстренную посадку. Приготовьтесь к приземлению».

Самолёт с грохотом ударился о землю, подпрыгнул, снова коснулся поверхности и, наконец, остановился в широком поле недалеко от лесной полосы. Тишина, наступившая после остановки двигателей, казалась оглушительной после предшествующего хаоса.

В воздухе витал запах гари и металла, но теперь он смешивался с запахом земли и травы.

Пассажиры начали аплодировать и плакать от облегчения. Люди обнимались, благодарили экипаж, радовались тому простому факту, что они живы.

И никто, совершенно никто не обращал внимания на девушку с мокрыми штанами. Никто не замечал темного влажного пятна, расплывшегося на ее джинсах, – свидетельства ее окончательного, безвольного принятия произошедшего и того, что она позволила себе обоссаться. Страх прошлых минут был слишком велик, а радость спасения – слишком сильна, чтобы заметить мелкие, человеческие неловкости.

Лена сидела, всё ещё дрожа, ощущая мокрую тяжесть внизу. Она подняла глаза на Сашу. Он смотрел на неё, его лицо было измождённым, но в глазах светилось непередаваемое облегчение. Он слабо улыбнулся, прижав её руку к своей груди.

Они спаслись. Но теперь, когда опасность миновала, к ней вернулось осознание её состояния. Джинсы были мокрыми, и запах был достаточно заметным. Щёки её горели от стыда.

Саша обернулся к ней с широкой улыбкой облегчения, но затем заметил её смущение и быстро понял ситуацию. Он наклонился ближе и тихо прошептал ей на ухо:
«Главное, что мы спасены, любимая. Не переживай об этом. После того, что мы пережили, это совершенно неважно.»

Стюардессы, бледные, но уже уверенные, начали подниматься, помогать людям и уже пытались руководить эвакуацией.

Саша снял свою куртку и деликатно накинул её Лене на колени, прикрывая следы её невольной капитуляции.

«Мы живы,» – повторил он мягко, – «и это единственное, что имеет значение.»

Лена почувствовала, как слезы облегчения катятся по ее щекам. В этот момент она поняла, что человеческое достоинство не измеряется способностью контролировать тело в экстремальных ситуациях, а тем, как близкие люди поддерживают друг друга в самые трудные мгновения жизни.

« Я люблю тебя», – прошептал Саша, и в этом простом, искреннем высказывании было всё: и завершение кошмара, и обещание будущего, и неоценимая ценность их жизни, добытой в этой свирепой схватке со стихией.

Лена, едва слышно, прошептала ему в ответ: «Я тоже тебя люблю!». И в этот момент, стоя на твердой земле, под небом, казавшимся теперь бесконечно прекрасным, в объятиях Саши, она чувствовала не стыд, а лишь тихое, исчерпывающее облегчение от того, что все закончилось.